ЕЛЕНА АНАТОЛЬЕВНА ФЕДОРЕНКО

(9 МАЯ 1963 - 7 МАРТА 2009)

«ПУСТЬ ВПИШУТ В ХРАНИТЕЛИ НАС…»

  Так уж повелось, что людям как звездам предначертана разная судьба. Кто-то долго и благополучно посверкивает бледным ровным светом, тихо занимает спокойные должности, вовремя одаривает сильных мира сего бурными аплодисментами, понимающе кивает начальникам и незаметно угасает, провожаемый помпезными словами некрологов с долгим перечислением пустых ничего не значащих наград и мнимых заслуг. А кому-то, словно метеорам в августовские звездопады уготована совершенно другая участь. Ярко и быстро блеснув на ночном небосклоне, они надолго остаются в памяти, заставляя нас, затаив дыхание, ждать их возвращения, и с грустью, вглядываясь в потемневшее разом небо, жалеть о таком скором и нелепом их уходе.

  Солнечным и не по-весеннему морозным днем 7 марта на 46 году жизни перестало биться сердце Елены Анатольевны Федоренко (или просто Лены, как все мы ее называли), моего самого близкого и преданного друга. На ее долю не выпало ни высоких постов, ни наград. Этой маленькой обаятельной и бесконечно милой белокурой женщине с несколько прищуренным от близорукости и поэтому кажущимся насмешливым взглядом выпала в наши дни вовсе неблагодарная роль. Роль собирателя и хранителя. Последние годы ей, прекрасному переводчику и лингвисту довелось быть заместителем председателя секции любителей борзых МООиР, то есть той самой «рабочей лошадкой», на спину которой ложится вся самая черная и неблагодарная ноша секционной работы.   Работы во времена бесконечных межклубных дрязг, перебранок руководства, беспробудной лени и черной зависти (за что? За сделанную другим за тебя работу?!) некоторых «коллег». Во времена, когда каждый норовил оторвать для своего новообразованного питомника или клуБиКа наилучший кусок пирога, ей одной довелось сохранить свою родную секцию, не допустив ее полнейшего, казавшегося еще десятилетие назад неизбежным, развала.

  Она успевала везде. Будь то выставочные ринги Москвы, Казани, Твери, Тамбова, далекого поселка на Ставрополье, или отъезжие поля Подмосковья, Липецка, Курска, Брянска, Воронежа, Тамбова, Краснодара, Ставрополя или Украины. Ее задорная челка, чуть прикрывающая полные молодости и энергии серые глаза за тонированными стеклами маленького джипчика появлялась всюду, где  звучала или только должна была прозвучать аббревиатура «Борзые МООиР». Лена оказывалась то экспертом, то устроителем, то участником, то обыкновенным зрителем самых разных охотничьих мероприятий, и ни разу не дала повода секции устыдиться. А в промежутках между выставками и полевым сезоном она ухитрялась много и плодотворно писать – не только в общеизвестные издания, но и в затеянный ею три года назад вестник «Борзые МООиР», бессменным главным редактором которого она пробыла до последней своей минуты.

  Есть у Лены и еще одна заслуга, за которую не раз и не два наши  потомки с благодарностью склонят головы перед ее светлой памятью. После ухода из жизни в начале 80-х гг. К.М. Эсмонта и В.И. Казанского  с некоторых пор для нашего «борзого» руководства при одном упоминании отечественных аборигенных пород Юга, потомков славных в прошлом «крымок» и «горок» - хортых и южнорусских степных борзых стали хорошим тоном снисходительная усмешка, а то и презрительно брошенное сквозь зубы: «Ну, что вы! Это же - дворняжечки…» Подобное мракобесие продолжалось четверть века, пока… пока на несправедливо унижаемые и третируемые породы не обратила свое внимание Лена. И вот, сегодня уже проводятся полевые состязания для наших «аборигенов», хортые, а вслед за ними и степные вновь и вновь получают дипломы высоких степеней, все больше наступая на пятки усиленно рекламируемым грейхаундам. Только принадлежавшая самой Лене южнорусская степная Карагюль сумела за два сезона стать обладательницей полевого диплома II и нескольких III степени, имея к тому же и высокие экстерьерные оценки с выставок самого разного уровня. И я искренне верю, что начатое ею дело, не уйдет вместе с ней, как не пропадут и ее прекрасные статьи, с некоторыми из которых я планирую в недалеком будущем познакомить наших читателей.

  Мало кто знает, как тяжело давались Лене ее всегдашний оптимизм и приподнятое настроение. Сколько было пролито ночами тихих слез после очередного отказа начальства в предоставлении секции угодий для будущих испытаний, или очередного демарша «специалистов» против любимых пород. Пару раз в такие моменты я слышал от нее: «Как же я устала…», но буквально через пару минут, ободрившись и улыбнувшись, как ни в чем не бывало, уже прежняя задорная Лена произносила: «Черт с ними! А мне секцию поднять надо».

  По-детски обрадовавшись нашей последней встрече, когда я уже накануне операции заглянул к ней в больницу и, проговорив пару минут о каких-то новостях, Лена с сожалением заметила: «Нет, наверное, к заседанию бюро не успею, но на секционном собрании я обязательно должна быть», а потом стала давать мне советы по размещению на секционном сайте очередной статьи старого псового охотника Озерова. Так, незаметно мы проговорили часа полтора, после чего я ушел, а она вернулась в больничную палату.

  Гулко и торжественно разносятся в пропитанном запахом ладана сумраке под сводами Никольского храма слова священника: «Во блаженном успении, вечный покой подаждь, Господи, усопшей рабе Твоей Елене, и сотвори ей вечную память». Я стою неподалеку от изголовья ее усыпанного белыми розами гроба. Еще минута – и его тяжелая крышка навсегда закроет ставшее таким знакомым и близким за годы совместных охот и тысячекилометровых странствий лицо, несколько насупленное и с непривычно закрытой белым погребальным венчиком белокурой челкой…

  А я вдруг вспоминаю погожий осенний день, когда мы, оставив машину на пригорке и отпустив вперед собак, бредем по размокшему от дождя проселку  к проглядывающему сквозь ветви облетевшей ирги домику после удачной охоты. Я иду впереди и несу в правой руке - затравленного ее Карагюль русака, а в левой – изящно перевязанную бечевкой с бантиком коробку с тортом, приобретенным по этому случаю. Несколько отставшая Лена вдруг, заливаясь веселым смехом, останавливает меня: «Лёша, это же надо обязательно сфотографировать! Не представляешь, как забавно ты смотришься с зайцем и тортом на степной дороге. Просто  «Фото номера»»! Мне тогда вместо того, чтобы возиться на ветру, доставая из рюкзака фотоаппарат, хотелось поскорее попасть домой, растопить печку, и я ответил: «Лена, да у нас с тобой столько осеней впереди! Мало ли нам еще таких фотографий наснимать придется?!»

  Не пришлось…

Алексей ОБОЛЕНСКИЙ

(Российская охотничья газета, № 16 - 2009)