обсудить на форуме  >>>>>>>>>>>>>

 
   

Алексей Оболенский

Вопрос о целесообразности садок борзых по волку стар, как белый свет, и борзятники возвращаются к его обсуждению с завидной регулярностью уже не первое столетие.  Последние несколько месяцев, благодаря появлению ряда интернет-сообществ псовых охотников, о садках заговорили вновь и с удвоенной энергией. Как и в старину, современные садки на злобу находят, как своих сторонников, так и не менее ярых противников.

К сожалению, нам сегодня уже не представляется возможным судить о садках по волку, опираясь на собственный опыт – псовой охоты по этому зверю не существует в России уже без малого столетие, а отдельные рассказы о случаях более или менее успешной травли борзыми «серых помещиков», как правило не выходят за пределы обычных застольных баек. Отсутствие же охоты неизменно ставит и другой вопрос – целесообразности самих садок. Ведь, недаром незабвенный С.В.Озеров любил говаривать:  «Не охота существует для садок, но садки – для охоты!»

Однако неправильно будет думать, что современным любителям охоты с борзыми негде почерпнуть исчерпывающие ответы на любые вопросы, связанные, как с садками, так и с собственно охотой по волкам. Страницы старинных охотничьих журналов буквально пестрят рассказами об этой некогда популярной, но, увы, уже отжившей свой век на Руси, старинной потехе.

Для сегодняшней публикации на сайте секции борзых МООиР я подготовил статью известного тверского псового охотника А.И.Новикова, долгие годы охотившегося по волкам со славящимися на всю Россию псовыми волкодавами, происходившими от собак другого тверского помещика А.В.Назимова, чье имение – с. Острожное располагалось в 45 верстах от Твери по Волоколамскому тракту. Собаки эти вели начало от прекрасных густопсовых Березникова и Дубенского, также увлеченных охотников по волкам. О злобе «назимовских» борзых современники вспоминали: «Насколько сильна была злоба старых кровей собак Назимова можно судить уже по тому, что шестой год в нашем уезде волков нет и поэтому приходится пробавляться зайчишкой и нередко лисой…».

Поэтому я и посчитал, что кому, как ни А.И.Новикову – близкому другу Назимова, стоит предоставить «виртуальную» трибуну для высказывания его отношения к садкам по волку.

 
         
         
     

А.Новиков

К вопросу о домашних и призовых садках на волка // Журнал охоты / Ред. А.Е.Корш. – М., 1890. - № 8. – С. 115-120.

 Нужно ли делать домашние садки на волка, для развития в молодой собаке злобы?

  На это я отвечу отрицательно.

Если сажать соструненного волка, то это прямо портить собаку, приучая брать не по месту (Здесь и далее курсив мой – А.О.). Злобная собака по крови, если сначала и возьмет волка не по месту и, вследствие этого, получит хватку, то это ей прямо укажет на то, что нужно брать его или в шиворот, или в глотку, чтобы лишить его возможности действовать своими клыками. Затем, при травле волка в поле, в первый момент, когда приспевают к нему собаки, у него лишь одно стремление – улизнуть. Для этого он развивает всю возможную резвость своих ног. Понятно, что при таком аллюре, если к нему уже совсем приближаются собаки, то он может лишь на короткий момент откидывать на сторону свою башку с разинутой пастью и затем снова направлять ее по линии бега, причем полено всегда оказывается поджатым. Такая картина неизбежно производит на человека то впечатление, что волк струсил, елико возможно; такое, и даже большее впечатление, она должна производить и на собак, у которых в это-то время и проявляется высший азарт, и собака, в силу развившейся в ней инерции, не может приосошиться (т.е. приостановиться – А.О.) в тот момент, когда захватывает волка, а напротив, последний несколько умеряет свой аллюр на этот момент. Затем, если волк травится из-под гончих, то собаки с удивительным напряжением прислушиваются к их гону, и он производит на них возбуждающее действие. Зимою собака получает такое впечатление от порсканья верховых, выгоняющих волка, и когда, затем, он несется по белой пелене снежного поля, то производит более возбуждающее впечатление, чем осенью, когда от желтеющей природы он не отделяется так рельефно.

  Если случится не в меру спустить собак и волк уйдет, то и это оставляет в собаках впечатление, и при следующей травле в них еще более развивается жадность и желание приспеть к нему, почему они напрягают все свои силы, чтобы увеличить свою резвость. Поэтому, если у кого из охотников есть страсть делать домашние садки, то нужно устраивать их в естественной обстановке и, если на садку пускаются молодые собаки, волка надо резать, а не струнить; да и на старых собак производит нехорошее впечатление, когда волка струнят. Ума борзых собак все-таки хватит на то, чтобы сообразить, что это – что-то другое, а не то, что бывает на охоте.

  Если цель призовых садок на волка та, чтобы видеть достоинства злобных собак, то садки эти не должны изображать из себя ничего такого, что делалось в прежние времена за Рогожской заставой в Москве, где производилась травля медведей на потеху публики. Ведь достоинство охотничьей, а не цирковой собаки нужно видеть охотнику, а не публике, ну, значит, и нужно делать садки только для них и при полной естественной обстановке травли в поле. Если не удобно замаскировать запасные своры на призовых садках так, чтобы это не изменяло естественной картины травли, то пусть лучше волк отделается и получит свободу. В этих случаях нельзя останавливаться перед потерями Обществом ценности волков, да, наконец, эту потерю не только можно, но даже обязательно должно восполнять подписными деньгами с собак, пускаемых на садки, как это делается в Петербургском обществе, а также на бегах и скачках лошадей. Затем, чтобы привлечь на эти садки собак и из дальних местностей, необходимо увеличить размер призов.

  Еще является вопрос, какую градацию следует выработать для определения злобности собак на призовых садках. В мартовской книжке «Журнала охоты» я прочел статью «О призовых садках» барона Курселя, который разделяет их на одиннадцать призов. Я лично не вижу необходимости такого многочисленного деления и сопровождающих их условий.

  1-й приз, по мнению барона Курселя, устанавливает садку для кобеля, в одиночку, на матерого.

  Прежде всего замечу, что на охоте никто не травит волков вообще, а матерого и подавно, одним кобелем, которого он, поднявшись на ноги, легко стряхнет, и какой бы мерный кобель ни был, он не будет иметь силы удержать его так, чтобы охотник, не рискуя своими руками, зарезал его. Такая травля в одиночку есть ни что иное, как самообман и показное хвастовство пред публикой. Дистанция в 50 шагов для верхового и ловкого борзятника и лихой охотничьей лошади настолько ничтожна, что не успеет, что называется, волк и опомниться, как кинжал или нож будет у него под лопаткой. Ведь при всякой травле в поле, всегда какая-нибудь собака приспеет к волку и, если берет по месту, то захватит его настолько крепко, что при этих условиях можно его принять; но часто ли приходится травить с такой дистанции, и выразится ли в этом захватывании волка та крепость мускулов собаки и беззаветность злобы, которая дает возможность подобраться к волку в более продолжительное время, как, например: когда оно удлиняется различными условиями при травле волка зимою? Достоинство собаки, как мне кажется, определяется еще не одним тем, что она взяла его по месту, а и тем, с какой смелостью и азартом она влепилась в него, насколько крепко она его захватила и долго ли может держать его, как в тисках. Это последнее, и самое важное при травле в поле, не определится на такой садке. Собаки, выдающиеся по своей злобе, но незлобные по крови, будучи хорошо привалены к волку, будут брать по месту, но скоро затем и отрываться, кровную же злобную собаку приходится насильно отрывать от волка. Какой бы величины и ширины борзая собака ни была, она не может обладать и четвертой частью той силы, какою обладает матерый волк! Какой же, спрашивается, смысл устраивать это единоборство при таком неравенстве сил? Матерый, да и переярок тоже, если он попадает на садку не прямо из тенет, а был порядочно времени побережен для садки, хотя и похудеет и потеряет часть сил, но уже делается более смелым к народу, а если он был сострунен из-под собак, то – еще более, и такой волк на садке может опрокинуться на спущенную на него собаку и искалечить ее. Хорошей же собакой охотник дорожит и не рискнет ею для получения какого-либо приза в 200-300 рублей. У меня был нынче такой случай: первого декабря я, в ожидании прибытия ко мне одного охотника-садочника, сострунил первую попавшуюся мне матерую самку. Охотник этот писал мне несколько писем, уведомляя о задерживающих его обстоятельствах и прося меня поберечь эту самку для садки. Так как волков около меня было очень мало, почему я и не рассчитывал показать ему собак в поле, я держал эту самку до мая. Она привыкла к людям до того, что позволяла себя гладить, ела отлично мясо, а затем грачей и ворон, и вот, чтобы наконец расстаться с нею, я посадил ее двум кобелям. Когда первый кобель приспел к ней, то она опрокинулась на него и дала ему такую хватку, что у него вытек правый глаз, но, тем не менее, он ее после этой хватки все-таки захватил, и она была принята. Покорнейше благодарю за это удовольствие, кончившееся тем, что чудный кобель остался у меня теперь кривым! Воля Ваша, а садка – есть дело показное, а не охотное, и потому никогда не может быть мила истинному охотнику. Я понимаю, приятно показать свою собаку собрату, но при естественных условиях травли зверя в поле, а никак не на садке. Ведь при травле в поле, у самого охотника проявляется увлечение, а на садке его быть не может. Если же садка и может быть допущена, то только вполне замаскированная.

  «Приз для двух кобелей. Сострунить матерого, дистанция опять 50 шагов». Очевидно, разница этой садки от первой заключается в том, что здесь волк не режется, а обязательно должен быть сострунен двумя борзятниками. Если собаки держат волка крепко, то я нахожу, что сострунить его гораздо легче, чем зарезать. Ловкому борзятнику гораздо удобнее захватить волка за уши, чем зарезать под лопатку, когда волк, даже и с собакой в шивороте, может согнуться и сцапать за руку.

  «Приз для двух кобелей и суки, дистанция 100 шагов, сострунить волка». Дистанция 100 шагов при скачке верховых борзятников слишком невелика, чтобы нужно было прибавлять еще собаку; здесь дело опять будет зависеть от резвости лошади и ловкости борзятников. У покойного Н.А.Глебова (Охотник Ярославской губернии, у которого собаки брали слабо и то только прибылых – Прим. авт.) ездил борзятником, тогда еще 17-летний мальчишка – Захарка, который так наловчился, что прямо с лошади бросался на волка, хватал его за уши и седлал его ногами. Ну, вот и найдется, быть может, такой вольтижер из цирка и у кого-нибудь из нынешних охотников, а у другого, наоборот, будет обыкновенный, и даже – увалень борзятник: понятно, время между захватом волка собаками и принятием его ножом или стрункой будет различно, а между тем, для определения достоинства собак, необходимо знать, которые из них, сколько времени его держали, что вернее определять по часам.

  Я не считаю нужным останавливаться на условиях других призов, замечу только одно: что если струнить одному борзятнику, то тут многое будет зависеть от его ловкости: у одного эта история сделается быстро, а другого нет; следовательно, это еще не выясняет достоинства собак.

  Кто травил много волков в поле, одними и теми же собаками, тот хорошо знает, что волки, начиная с прибылых и кончая матерыми, очень много разнятся между собою в росте, ширине, силе и резвости, а в особенности это сказывается в переярках и матерых, - следовательно большее будет иметь значение для собаки, какой субъект выпадет ей на долю; тоже должно заметить и относительно собак. Мне кажется, что для определения достоинства собак к волку, необходимо видеть только смелость и азарт, с какими она бросается к волку, берет ли она его по месту и держит ли она его без отрыва, покуда волка не примут и ее насильно не оторвут от него. Все эти вопросы и должны быть решаемы экспертизою, а не какою-то точною регламентацией; только опытный глаз охотника усмотрит все и даже то, чего регламентировать вовсе нельзя.

  Пускать на матерого менее двух собак, по моему мнению, не следует; во-первых, потому, что, пуская одного кобеля, можно рисковать тем, что волк его искалечит, а, во-вторых, потому, что он его удержать не может настолько, насколько нужно при обыкновенных условиях травли волка в поле; не одолеть ему и хорошего переярка; прибылой волк, да еще в начале зимы – дело другое.

 Июля 19 дня 1890 г., сельцо Демшино

 
         
         
         
     

обсудить на форуме  >>>>>>>>>>>>>