ЧТО ПОЧИТАТЬ

 
   

Марат Отыншиев: КАРАТАЛ

 
   
 

Марат Отыншиев: Каратал

Часть 1
День прошел в степи раздольной, жесткий зной уступил мягкому ветру, красный закат уже расправил крылья над синеглазой рекой. А там, на берегу, под раскидистым деревом сидел старик, прислонившись спиной к огромному валуну. Давно белые облака спустились на его голову. Спустились, да так, видать и прижились, потому как седой он был словно вершины в горах. Закрыв уставшие глаза, старик сидел тихо, задумался. О чем думают старики, мы узнаем, когда облака будут спускаться и на нашу голову. Но хрустнул корявый куст под тяжелым копытом гнедого коня, на коем восседал воин седой и крепкий. На воине был панцирь золоченный, на голове шлем остроконечный с хвостом конским, руки и ноги в броне тяжелой, на широком поясе меч кривой, лук в саадаке, колчан за спиной и длинная пика к седлу приторочена. Грозный был вид у всадника, да и шрам на лице тому в помощь.
Увидев старика, он усмехнулся и стал наступать конем на сидящего. Конь храпит, упирается, копытом в землю, так бьет, что та дрожит и пыль поднимает, того и гляди - старика раздавит. А тот сидит, даже глаз не открыл, и ни одна морщина на его лице не дрогнула. Удивленный джигит сдал конем назад.
- Эй дед! Ты умер что ли?
Старик приоткрыл глаза и посмотрел на всадника. Тяжелый был взгляд у старика.
- Лучше быть мертвым, чем дураком, - ответил тот, поглаживая свою бороду и усы.
Верховой приободрился.
- Ладно старый, не сердись на меня. Я пошутить хотел и только.
- Хороша шутка, когда понятна всем и радость приносит, - продолжал старик, - а людей топтать - это шутка рыжего Чингиза, и уж поверь мне, сынок, что тем, кто умирал под копытом его коня, эта шутка не нравилась. - Потом, немного помолчав, он добавил - Я это точно знаю.
Удивился всадник и сошла улыбка с его лица, ум и дерзость старца вызвали уважение в душе закаленного воина.
Спрыгнув молча с коня, он отвел его за дерево и привязав там, подошел к старцу. Сев перед ним прямо на землю, джигит скрестил привычно ноги.
- О чем думаешь, отец? - уже более миролюбиво поинтересовался шутник.
- Ни о чем не думаю, я камень слушал, - серьезно отвечал старец.
Незнакомец удивленно посмотрел на камень, потом на старика и с недоверием в голосе спросил:
- А что он может рассказать? Он ведь ничего не знает, потому как ничего не помнит.
И вдруг снова при этом расхохотался, будучи весьма доволен тем, что сказал.
- Он многое знает и многое помнит, - возразил сидящий. - И я думаю, что намного больше, чем сто поколений рода человеческого.
- Может быть и так... - задумчиво протянул незнакомец, озадаченно потирая подбородок. Их мирную беседу нарушал конь, стоящий за деревом. Сильно вздрогнув, он затоптался на месте и, звякнув удилами, вдруг громко заржал.
Воин вскочил на ноги, и посмотрев на коня, завертел головой во все стороны.
- Что с ним? Никак волки бродят? - всполошился он.
- Нет. Просто он говорит с тобой, да ты не слышишь.
- Говорит..? А что он говорит?
- Он говорит: "беда, хозяин, беда".
- Где беда?... Что ты болтаешь старик?
И словно в ответ на его вопрос, со стороны реки дико заржал конь.
- А вот и беда, - сказал старик, указывая рукой в сторону, откуда донеслось зловещее ржание.
- Земля достойных! - вскрикнул воин и упал на колени. А в свете еще несгоревшего заката, который попирал сумерки, лег на потемневшую воду, он увидел нечто, что остановило его сердце. По реке не касаясь воды, шел размеренным шагом гигантский вороной конь, и правил тем конем молчаливый всадник с литым телом охотника, а на руке у него сидел черный беркут. Величаво шел конь над водой, гордо сидел беркутчи в седле, и когда закат окончательно погас, он твердой рукой направил коня в небо. Все выше и выше к звездам взбирались они, и, когда луна засеребрилась в реке, заклекотал черный беркут и исчезли все трое, превратившись в туманное марево на фоне звездного неба. Похолодело все у воина в груди, но, опомнившись, он взялся за рукоять меча.
- Оставь, смертный, напрасные потуги, - спокойно посоветовал старик.
- А что значит это видение? - заволновался нукер.
- Хочешь узнать, спроси у камня.
- А как это сделать, отец? - поинтересовался джигит.
- Приложи ухо к камню, и он расскажет тебе все что знает.
Тот так и сделал: лег на камень, снял шлем и, закрыв глаза, приложил к нему ухо. Старик взял посох, и тихо прикоснулся им к голове воина. Тот весь обмяк и, провалившись в небытие, смиренно затих. А старик, наклонившись над ним, стал проговаривать нараспев, словно магическое заклинание.
- Это было давно, где-то в сакских степях, где качался казан на тяжелых цепях...

Видение

Зной был невыносим и воздух скорее обжигал, нежели дарил жизнь тем, кто летает, ползает, прыгает и ходит по этой земле. В пожелтевшей от солнца степи ютилась одинокая юрта. Некогда белая кошма с годами сильно обветшала, но она продолжала стойко держать тепло и холод. Возле юрты, из-под самой земли бил холодный родник, образуя небольшое озерцо. Из этого озерца вытекал маленький ручей, который убегал куда-то в сторону и скрывался между холмов. В юрте жил отшельником молодой беркутчи, по имени Тугай. Молод был охотник - ни усов, ни бороды, но крепок телом и силен был духом. И не было у него ни жены, ни детей, ни родителей, сиротой он вырос в этом огромном мире, но был у него черный беркут по имени Каратал, и был конь вороной по прозвищу Кулагер. Огромный конь, да и беркут был размеров небывалых.
И славился тот беркут железным хватом и большим крылом, а о черном глазе орла ходили дурные слухи. Говорили: посмотрит раз на человека, с тем беда приключится, поэтому в гости к Тугаю народ не спешил.
Как-то вечером в юрте они сидели у огня.
Тугай смотрел на Каратала и, думая о чем-то далеком, странно улыбался.

Детство

- Тугай, сынок! Что ты делаешь? - Окликнул его Бартабай.
- Я лезу ата - ответил маленький скалолаз, который был размером чуть больше своего малахая.
- Куда ты лезешь? - ласково поинтересовался отец, подходя ближе, чтобы поймать мальчика. А тот уже залез выше конской головы, и когда охотник подошел к скале, он плюхнулся ему на руки.
Поправив шапку, которая съехала ему на нос, сынишка гордо ответил - я в гнездо лезу, за беркутом.
Мужчина рассмеялся и поставив малыша на землю, объяснил:
- Ни за беркутом, а за птенцом, потому что до беркута ему еще вырасти надо. И запомни - в гнездо надо сверху на аркане спускаться, а не снизу как ящерица. Видишь, как высоко оно устроено - и Бартабай указал рукой на вершину скалы, - и скала гладка и место недоступное, так что ты даже не пытайся, не такие шеи ломали. К тому же нам это гнездо ни к чему, потому как оно необитаемо.
- Как это? - не понял маленький Тугай.
- Ну, брошено, не обжито, понимай как хочешь, только нет там орла. Понятно?
- Да - ответил тот.
- Ну вот и хорошо - и немного помолчав Бартабай добавил - там, где мы сейчас были, то другое дело, там в гнезде птенцы росли, но их бросили.
- Почему? - не унимался малец.
- Потому что птенцов этих клещи заели. Но в том гнезде они все же гнездились, а здесь, сколько не смотрю, ни одного орла не видел.
- А как смотреть надо? - не отставал сынишка.
- А так и смотреть. Вон видишь, ниже гнезда, белые потеки.
- Да - ответил Тугай, задрав голову.
- Это помет птичий, - пояснил Бартабай, - но сейчас он серый, потому что его дождем смыло, а если бы они там гнездились, то помет был бы белым, как снег. Это значит, что гнездо обитаемо, - он увлек сына за руку и повел к лошадям.
Поправив подпруги седла, охотник приторочил к балдаку бурдюк с только что набранной водой. Уже семь дней они ищут птенца, обходя все известные Бартабаю гнезда. Он умышленно взял с собой сына в эту нелегкую дорогу. Это для того, чтобы Тугай знал, как добывается птенец, но гнезда оказались пусты, и им пришлось возвращаться домой, где их уже ждала ласковая Батакоз. Она с пониманием относилась к тому, что муж обучает сына беркутчинному делу, но всегда предупреждала:
- Бартабай, береги его, он у нас один.
На что охотник всегда ворчал:
- А меня у нас двое. Так что ли получается? Ты своим делом занимайся, а я как-нибудь сам соображу, что мне делать и как сына учить.
У Бартабая все предки были беркутчи, сам он тоже слыл хорошим охотником, значит и сыну надлежало беркута носить. В среде охотников его уважали и люди говорили, что Бартабай с орлом умеет разговаривать. На что сам охотник всегда отвечал с улыбкой:
- Если бы я с ним говорил, то уж наверно давно бы попросил мне зверя прямо в юрту приносить, чтобы по степи не мотаться.
Так или иначе, но погиб у Бартабая его верный беркут по имени Тур, рванул его волк зубами, только кости хрустнули. Поэтому, вот уже неделю он с сыном ищет нового птенца, да все без толку. Благо недалеко они жили от гор, поэтому к вечеру, оба уже сидели у костра и пили горячую сурпу с лепешками. Батакоз обрезала им по куску мяса, и с нежностью стала взирать на то, как они с ним расправляются.
- Что теперь делать будешь? - спросила она у мужа.
- Через день снова выйдем, будем смотреть другое ущелье.
- Его тоже возьмешь? - и Батакоз кивнула на Тугая, который смешно причмокивал, обгладывая большую кость.
- Надо. Пусть учится. Когда вырастет, беркут его будет кормить, одевать, а там и дети пойдут, куда без беркута, мы же не скотоводы.
- Вот и плохо, все надо уметь.
- Не получается, - оправдывался он, - чуть больше десяти голов и меня уже это пугает.
- У людей в ауле тысячные табуны на юрту, самые бедные сотню имеют, и ничего, справляются.
- Так они все пасут и все охраняют. А здесь что?! Сотню наберу, скотокрады угонят.
- Так я и говорю, давай к людям переедем, легче будет. Они со скотом помогут, научат.
- А как же родник? - не сдавался Бартабай.
- Да что родник, там река целая.
- Это не моя река. Мой дед и прадед здесь жили, мой отец здесь промышлял, я сам у этого родника рос, как я поеду отсюда, да и чужой я там.
- Чужой, потому что привыкли люди, что ваша семья отдельно живет, а мы вот возьмем и к ним переедем. Тебя там уважают, да и сын растет. Или ты хочешь чтобы он диким вырос, как все твои предки?
- Ты говори да не заговаривайся - обиделся Бартабай. Тугай притих, и только хлопал глазами, не понимая о чем речь.
- Мама, а мне здесь нравится, - робко сказал малыш.
- Вот видишь! - победоносно заявил Бартабай.
- Дикари вы мои, - ласково промурлыкала Батакоз и погладила их по волосам.
Звезды уже зажгли свои небесные костры. Семья Бартабая спала, кони, коровы и бараны тоже спали, только большой волкодав был на взводе. Все это время он шевелил своими чуткими ушами и считал непонятные звезды своим собачьим мозгом и своим собачьим счетом, а может быть он только притворялся, что не спит. Но все одно: вид у него был грозный, и открытые глаза говорили о том, что он начеку.

Птенец

Проснувшись утром, Бартабай, как всегда, потянулся и посмотрел вокруг. Тугая в юрте не было, а жена, уже достав из сабы кумыс, разлила его по чашкам.
- А где сын? - поинтересовался охотник.
- Черепашек наперегонки пускает.
- Опять им байгу устроил.
- Мы в детстве тоже этим развлекались, - вспомнила Батакоз.
- А мы в детстве... - он хотел сказать еще что-то, но замолчал, когда увидел, что его аркана нет. Там, у дверей, где еще вчера он висел, ныне же было пустое место. Если сейчас сказать жене о своей догадке, то она умрет от страха, - подумалось ему, поэтому он сделал вид, что ничего не произошло, но его ноги уже горели, как у тулпара перед бегом.
- Что вы в детстве? - переспросила жена.
- Тоже по-разному играли, - сбивчиво закончил он, - я же прутьев для загона не нарезал - спохватился Бартабай как можно убедительней.
- Кумыс выпей, да режь что хочешь.
- Да, пожалуй, - согласился охотник и залпом опрокинул чашку, - Как Тугай придет, скажи чтобы не уходил, пусть мне с загоном поможет.
- Хорошо, - ответила она, продолжая хлопотать по хозяйству.
Бартабай вышел из юрты и направился к своему коню. Там у коновязи не хватало одной лошади и седла. Сев на коня, охотник не спеша отъехал за холм, и там уже так вдарил гнедому по бокам, что тот захрапел. Бартабай знал упрямство своего сына и сейчас клял себя за то, что объяснил ему, как надо спускаться в гнездо. Сейчас он гнал коня именно к той скале, на которую стремился взобраться Тугай. Но время растянулось в бесконечность. И дорога не хотела кончаться. Наконец-то началось ущелье и он, не помня себя, проскакал его, чуть не сломав коню ноги, и вот она, эта проклятая скала. Бартабай посмотрел вверх и сердце его замерло. Там на вершине, стоял конь, а на скалистой стене его сын медленно спускался в гнездо по веревке. Бартабай направил коня вверх по склону и, обогнув скалу справа, оказался на верхней площадке, где стоял конь Тугая. Чтобы не испугать мальчика Бартабай перегнулся через край пропасти и тихо позвал сына.
- Тугай, сынок, а что ты там делаешь?
- Я здесь ата, - задорно отозвался мальчик.
- А я вижу. Молодец, ты только крепче держись, я тебя сейчас вытащу.
Я держусь ата, тяни меня! - И Бартабай стал плавно выбирать аркан. Мальчик не удивление очень крепко держался за веревку, при этом даже не обвязавшись и как он по ней спустился можно было только гадать. Наконец Бартабай его вытянул.
- Молодец Тугай, батыр Тугай, - нахваливал охотник, отводя сына подальше от края скалы и там уже, сорвав с него малахай, отец три раза ударил им по голове Тугая.
- Собака! Ты что делаешь?! Что делаешь, я спрашиваю?! - кричал он, и затем, уже совсем обессилев, упал на землю с испуганными глазами и уставшим лицом.
- Простите меня ата, - плакал Тугай.
- При чем здесь прости, - бессильно прошептал Бартабай и обнял сына. - Никогда больше так не делай, а иначе я оторву твои ноги и брошу их волкам, - закончив свою неубедительную угрозу, он забрал сына домой.
Уже в юрте, когда Бартабай рассказал все жене, та ахнула, села на ковер и молча заплакала. Тогда отец вдруг приметил что сын, невзирая на угрозы, как-то странно весь сияет и держится за матерчатую суму, перекинутую у него через плечо.
- Что там у тебя в сумке, Тугай?
- Птенец, - открыто ответил тот.
- Что? - недоверчиво переспросил Бартабай.
- Птенец - подтвердил сын и гордо достал из сумы пушистый комок. - Я сам его добыл.
- Какой такой птенец? - Бартабай даже встал и подошел к сыну. Но в его руках он действительно увидел птенца.
- Да, птенец, - согласился охотник, рассматривая комочек. Бывает же такое, птенцы орла светло-серые, а этот темный, - заключил Бартабай и протянул руку, чтобы погладить, но комок клацнул клювом и ощутимо рванул за палец. Бартабай очень удивился, потому что птенцы в таком возрасте очень слабые, а этот на редкость злой и шустрый.
- Ну раз ты его добыл, значит тебе и быть его хозяином, - отец снял с сына его малахай и посоветовал: - Положи его сюда, потому что пока птенец не оперится, он должен расти в твоем малахае, чтобы знать твой запах и навсегда усвоить, что нет у него на свете родней тебя. Ты только тряпкой обтяни, а то обгадит шапку. - Тугай так и сделал, после чего пристроил самодельное гнездо на сундук. Бартабай еще долго смотрел на птенца и о чем-то думал. Жена заметила это и ненавязчиво поинтересовалась:
- Что-то не так?
- Пока не знаю, - задумчиво ответил Бартабай и лег спать.

Сон охотника

И приснилось Бартабаю, что стоит он в том самом ущелье, где высится скала с необитаемым гнездом. И вдруг все померкло кругом, словно сумерки спустились на землю. Смотрит Бартабай, а с неба звезда падает, и летит она прямо на него. Ну, думает охотник, конец пришел, хотел бежать, да только ноги его как в землю вросли, а звезда все ближе и ближе. И вот, наконец, ворвалась она в горную тишь, разрезая воздух страшным гулом, и не долетев до земли двести шагов, прямо напротив той самой скалы, взорвалась звезда и превратилась в черного беркута. Развернул орел свои крылья и воспарил над ущельем, оглашая горы надрывным клекотом.

Гнездо

Охотник вздрогнул во сне и проснулся. В юрте уже было светло, утро наступило. Посмотрел охотник на птенца, и не по себе ему стало. Тот сидит в малахае и глаз с него не сводит, и вспомнил тогда охотник свой сон. Сын еще спал, а жена только что поднялась. Ничего не говоря, Бартабай оделся, взял длинный аркан и выйдя из юрты, сел на своего коня. Вслед за ним вышла жена.
- Ты поешь, Бартабай.
- Я недолго. Скоро вернусь, - ответил он с весьма озабоченным видом, и уехал в сторону гор. Эта была все та же скала, здесь охотник и спустился по длинной веревке, и благо что сильные руки были у него. И вот наконец он добрался до гнезда, но очень смущен был Бартабай увиденным. Оно было действительно необитаемым. Обвязав себя арканом, он перебрался на скальный уступ гнезда, и нагнулся, чтобы получше рассмотреть громадный ворох из толстых веток. Остатков пищи здесь не было, погадков не видно, и вообще, никаких признаков, что птенец родился именно в этом гнезде. И все же он посмотрел вверх в надежде увидеть взрослого беркута, но прошло довольно много время, а родители так и не появились. Домой охотник вернулся очень задумчивым. Бартабай был очень опытным буркутчи, и одного взгляда на гнездо было достаточно, чтобы понять всю небывальщину этого странного случая. Он был твердо уверен, что на это гнездо не то что кладку ложить, но и вообще никакой орел не садился, по меньшей мере, уже лет пять. "Откуда же взялся птенец? Из воздуха что ли", - думал охотник, но ответа не находил.
Видя радость сына и то, как он суетился вокруг своего птенца, Бартабай пока не решился высказать свое подозрение или недовольство. Но наблюдая за тем, как Тугай пытается затолкать птенцу большой кусок мяса, он все же ему посоветовал - Тугай, не может он такой кусок проглотить.
- А какой может?
- Маленький, - пояснил отец и показал ему на мизинце, сколько надо отрезать.
Весь день он провел в раздумьях, наблюдая за птенцом, с горячим желанием выбросить его куда подальше, но из-за сына он отказался от этой мысли. Да и сам тот факт, что его добыл маленький Тугай из пустого гнезда, не давал ему покоя. - А может это знамение, - думал он, - или даже сама судьба подарила его моему сыну.
- Бартабай, - окликнула его жена, - а не слишком ли он мал, чтобы беркута воспитывать?
- Не знаю, я теперь ничего не знаю.
Батакоз очень удивилась ответу мужа, который никогда не говорил слово "не знаю", когда дело касалось беркута, но дальше расспрашивать она не решилась. Так и прошел весь день, в детской радости сына и в тревожных думах отца.

Второй сон охотника

На вторую ночь глубокий и черный был у него сон и только под утро ему приснился сын. Посреди степи, в большой колыбели, лежал спящий Тугай. И ни юрты, ни Батакоз, ни его самого рядом не было, кроме коня и черного беркута, который сидел на перекладине бесика и охранял сон малыша. И почувствовал Бартабай, что одинок их Тугай в этом мире и заплакал Бартабай. Но беркут вдруг заговорил с ним человеческим голосом:
- Не бойся, пока я рядом, ничего не случится с твоим сыном, а рядом я буду всегда. Понял Бартабай, что не лжет Каратал и тут же проснулся.

Воспитание

Проснулся охотник и увидел, что птенец опять за ним наблюдает, но на этот раз другими глазами посмотрел на орленка. Встав с топчана, он подошел к жене и неожиданно сказал:
- Батакоз, мы должны беречь этого птенца, он нужен нашему сыну. Это его судьба, Батакоз.
- Тебе приснилось что-нибудь?
- Да, и мне кажется, что когда нас не станет, этот беркут будет заботиться о нем.
- Может оно и так. Тебе видней, - согласилась жена, зная, что Бартабай просто так этого бы не сказал.
- Тугай, иди сюда, - подозвал он сына, и когда тот подошел, Бартабай взял его за плечи и постарался объяснить ему подоходчивей, как надо кормить птенца. - Сынок, чтобы птица выросла сильной и здоровой, ее надо вдоволь кормить свежим мясом, хрящами, яйцами, суслячими шкурками, перьями, молотой костью, и только тогда он станет охотником.
- Я умею, - заявил мальчик.
- Нет, ты не умеешь, но я буду готовить корм, а ты будешь давать его птенцу.
На том и порешили, Бартабай резал ягнят, находил яйца диких птиц, молол в ступе хрящи и кости, затем перемешав все это, передавал Тугаю, а тот кормил этим птенца. Орленок быстро прибавлял в весе и, наконец, настал самый ответственный момент - оперение.
- А теперь смотри Тугай, - обратился охотник к своему сыну и указал пальцем на орленка, - Ты видишь это?
- Что? - не понял тот.
- Перья пробиваются. Сейчас это трубочки, но через несколько дней они раскроются как маки и превратятся в настоящие перья. Мы должны идти за сусликами, потому что с этого дня он должен есть больше костей и шкурок, иначе умрет.
Они взяли два бурдюка, наполнили их водой и пошли в степь "выливать" сусликов. Бартабай доверил сыну бурдюки и наказал лить в нору.
- Лей без остановки, - учил он его, - чтобы водяная шапка была, а то он меня укусит.
Сам же Бартабай в это время, поставил руку вплотную к норе так, что между большим и указательным пальцем оказалась горловина норы. И когда суслик вылез глотнуть воздух, то оказался между пальцами, и Бартабаю нечего не оставалось, как вытянуть его из норы и тот вылетел со звуком пробки. Тугай был не в себе от радости, поэтому все это время он прыгал, повизгивал и громко смеялся. Наловив около тридцати зверьков, Бартабай завязал мешок и они спокойно пошли домой.
Теперь охотник стал больше давать птенцу костей, и чаще подкармливал его шкурками, при этом объясняя своему сын:
- Запомни Тугай, когда птенец оперяется, его надо больше кормить костями и шкурками, одни раз в день сырым яйцом и маленькими кусочками мяса, иначе вся сила уйдет в перья и он умрет, а главное, следи за погадками. Понял?
- Понял, - отвечал сын с серьезным лицом.
Прошло еще некоторое время и подросшему птенцу стали подбрасывать живых зверьков. Теперь Бартабай потребовал, чтобы Тугай спал рядом с беркутом и по возможности общался с ним с утра до вечера, чему тот был весьма рад.
- Как назовешь его Тугай? - поинтересовался охотник. - Орлу без имени никак нельзя.
- Ата, а можно я его Караталом назову?
- Почему Караталом? - удивился отец.
- А он на черное дерево похож, когда крылья раскрывает.
- Ну если Караталом, так пусть будет Каратал. Ты хозяин, тебе видней, - согласился охотник и улыбнулся, вспомнив своего первого беркута, который на притравке вообще улетел вместе со своим именем.
Во время каждого кормления Бартабай садил беркута на правую руку сына и советовал:
- Теперь всегда так корми, и не забывай с ним разговаривать, чтобы он смог к твоему голосу привыкнуть, а как накормишь, гладь его, перья укладывай, только ноги не трогай, потому что орел молодой, и по неразборчивости может рвануть.
Тугай от удивления широко раскрыл глаза, но Бартабай пояснил.
- Ты пойми, у него что под ногами, все едой кажется, поэтому мясо ему давай сверху, чтобы он дотягивался, а не снизу или сбоку. Понял? - опять поинтересовался охотник.
- Понял, - снова ответил Тугай. Вообще, что бы не объяснял отец сыну о воспитании беркута, все заканчивалось вопросом и ответом, этот от того, что Бартабай всегда хотел убедиться, действительно ли сын его понял. Когда наконец Каратал привык к руке Тугая и перестал нервничать, Бартабай стал садить их вместе на коня, и подолгу водить под уздцы, таким образом приучая беркута к коню.
- Ну, сынок, пора учить его ходить на руку, - сообщил охотник своему сыну и они приступили к его натаске. Сначала с нескольких шагов, потом уже и с большего расстояния, Тугай определенным сигналом и позывом наманивал птицу на руку. Каратал летел к мальчику и, садясь на рукавицу, с жадностью впивался в кусок свежатины, который малыш сжимал в своей перчатке. Охотник, видя как Тугай прогибается под тяжестью молодого беркута, все время остерегал сына:
- За балдак держись! - кричал он, после чего быстро подходил к Тугаю и, не дав беркуту отщипнуть кусок мяса, тут же одевал на голову орла колпак. Тот оказавшись в тамагу, скоро успокаивался и забывал про мясо, затем Бартабай относил его на шест, Тугай занимал исходную позицию и они начинали все сначала, и так до тех пор, пока реакция на отзыв не закрепилась окончательно.
Наступил этап притравки, для этого Каратала сначала три дня кормили на чучеле зайца, у которого из глазниц торчало мясо и еще три дня на шкуре лисы все с тем же мясом в глазницах. Затем началось обучение ловле. Бартабай верхом на коне таскал на веревке лисью шкуру, а Тугай сбрасывал с руки беркута, при этом подбадривая его детским голоском:
- Ай! Ай! - кричал малыш. Беркут нападал на волочащуюся шкуру, а Баратабай ее протаскивал еще несколько метров, словно жертва не хотела сдаваться. Тогда Каратал старался изо всех сил, чтобы удержать шкуру, одновременно поедая из глазниц торчащее мясо. Пришел день, когда дело дошло и до живой лисы, которой Баратбай предусмотрительно перевязал морду. Беркут взял ее с одного захода. Были и другие лисы, но уже без перевязи. И вот пришло время настоящей охоты. Батакоз очень переживала за сына, потому как знала, что в случае неудачи он расстроится и потом еще долго не будет разговаривать, а было такое уже не раз, поэтому она тихо мужу посоветовала:
- Найди ему самую старую и хромую лису, чтобы она даже от черепахи убежать не смогла, а то он плакать будет.
- Найду обязательно, не волнуйся, - успокоил ее Бартабай и рано утром они отъехали в степь.
Тугай ехал на своем молодом, но уже специально для него обученном жеребце по прозвищу Кулагер, а Бартабай на своем гнедом. Охотник внимательно вглядывался вдаль, пока не заметил бегущую лису. Когда он убедился, что она довольно прыткая на ноги, то тут же оживился.
- Тугай, снимай колпак и отпуская стяжку, - Тугаю это далось с большим трудом. Во-первых, он волновался, а во-вторых, ввиду его маленького роста, ему было трудно дотянуться до головы беркута. Но когда ему это удалось и тамагу был снят, Каратал встрепенулся, завертел головой и, увидев лису, жадно заклекотал. Учитывая, что его почти неделю держали на моченной конине, то можно представить, с каким голодным азартом он бросился в сторону жертвы.
Тугай поправил упавший на глаза малахай и стал внимательно наблюдать за Караталом.
- Он справится, он готов, - успокоил его отец и все же посоветовал: - Только мы должны быть рядом сынок, ведь это у него первая охота. После этих слов они оба поскакали за лисой. Но их помощь не понадобилась и Бартабай убрал свой длинный шестопер, потому что лиса уже была задушена. Охотник хотел накрыть орла тулупом, чтобы забрать у него добычу и уже слез для этого с коня, но к его удивлению, Каратал сам оставил лису и, подпрыгнув с земли, в один взмах крыльями сел на балдак седла, прямо под руку Тугая. Мальчик, спокойно погладил беркута и одел на него тамагу. А в это время Бартабай стоял с широко открытым ртом. Первый раз он видел такое, чтобы голодный беркут бросил добычу и без команды сел на свое место.
Приехав домой, беркутчи поделился с женой.
- Слушай жена, а ведь беркут у нашего Тугая поумней всех моих будет.
- Не может быть, - удивилась Батакоз.
- Может, - подтвердил он, - бросил лису и сел на седло. Так старательно себя только собаки ведут. Где это видано такое? Иных и с тулупом не оттащишь, на хозяина нападают, а этот сам добычу оставил и прыг... - Бартабай задумался, а жена заметила:
- Ну теперь на душе легче. Лучше умный, чем дурной, за сына спокойней.
Это были самые счастливые дни в жизни Тугая, которые запомнились ему надолго и в самые тяжелые времена он с грустью их вспоминал.

Сокол

Борзые расшалились не на шутку и, резвясь от души, стали задирать караульных псов в надежде на веселую беготню, но овчарки играть не хотели и поэтому, злобно огрызаясь, оставались лежать на своих местах. Наконец все эта возня у юрты изрядно надоела хозяйке и Батакоз пригрозила им палкой:
- Эй, я вот сейчас по спине пройдусь! - этот жест и тон сказанного были весьма убедительны. Собаки поняли свою хозяйку и успокоившись пошли к караульным псам, где и улеглись смиренно закатив свои преданные глаза. В это время из юрты вышел Тугай, держа на руке Каратала. Было видно, что ему это давалось с трудом, поэтому он поддерживал правую руку своей левой.
- Куда ты несешь его, сынок? - поинтересовалась мать, не переставая скатывать шерсть.
- Отец сказал, чтобы я выносил его на воздух, - ответил малыш и водрузил его на седбище, которое стояло здесь же. Привязав стяжку за сучек пня, он снял с него колпак.
- Дыши Каратал, сильным будешь, - приговаривал он, при этом делая серьезное лицо и голосом стараясь подрожать своему отцу. Мать незаметно улыбнулась. Прошел уже год с тех пор, как Тугай нашел своего птенца. Мальчик немного подрос, и все же пока оставался ребенком. Но, не смотря на это, беркут был уже натаскан и Тугай раз в неделю выезжал с ним на охоту, правда в сопровождении отца, но делал он все сам, как настоящий беркутчи. Бартабай же со своим беркутом почти каждый день выезжал на охоту. Этого орла ему подарил старый Сарыг, который был уже так болен, что промышлять самостоятельно у него не было возможности. Орла звали Ак-тырнак, он был прекрасно обучен, опытен и стар как Сарыг, но сил на волка у него еще хватало. Поэтому охота с ним была невероятно добычлива и в зайчатине семья нужды не испытывала. Вот и сейчас Бартабай был с Ак-тырнаком на любимом коврике, а Тугай "прогуливал" своего Каратала, как вдруг, непонятно откуда, появился сокол "шахин". Он сделал круг над стойбищем и замер в небе, выглядывая свою жертву на земле. Мальчик заметил сокола и поэтому принялся за ним наблюдать. Временами "шахин" срывался и падал вниз камнем, потом снова поднимался на то же место и, ловя восходящие потоки, замирал в ожидании более удобного момента для своего броска.
- Мама, а там опять птица на небе стоит, - сообщил Тугай.
- Это сокол, - пояснила Батакоз. - Когда ты был совсем маленький, отец подобрал под деревом. Он разбил себе грудь, обессилел, наверно гнался за птичкой и нечаянно ударился о ветку. Отец взял его домой, выходил и снова отпустил, с тех пор он так и кружит рядом с нами.
- А почему он так делает? - не унимался малыш, - сначала падает, потом снова вверх?
- Это он так охотится, - продолжала объяснять женщина. - Вот и у человека также, вся его жизнь, то вверх, то вниз.
- А потом что?
- Что потом? - не поняла мать.
- Так он и будет вверх и вниз?
- Нет, однажды он упадет и больше никогда не поднимется, - после этих слов Тугай насупился.
- Да ты не волнуйся, сынок, - успокаивала его Батакоз, - придет время и его детки будут летать так же, как их отец, а может быть еще лучше.
Каратал в это время неподвижно сидел на своем седбище и нежился по утренним солнцем. Ему было безразлично, кто так летает и как там летают, главное сейчас для него был он сам и его собственные ощущения.
Минуло лето жеребенком, тяжелым шагом наступила зима. В семье Бартабая царил мир, размеренность и обыденная жизнь. Беркут Тугая охотился исправно, как и полагается обученному орлу. Все было хорошо и Бартабай даже заметил, что Каратал как-то уж слишком аккуратно ведет себя по отношению к мальчику. Садясь на руку поджимает крыло, чтобы не ударить по лицу, а если слетает с рукавицы, то делает тоже самое. И не было у Бартабая причин волноваться, потому что Каратал был рядом, а сокол еще кружил в поднебесье.
Но однажды, в конце зимы, когда Бартабай вез шкуры на обмен, за его спиной вдруг тихо шевельнулся куст и оттуда показался тугой лук разбойника. Вздрогнула Батакоз, защемило у нее сердце и она поспешила из юрты. Но уже затрещал лук от натуги тетивы натянутой и закачался сокол в небе, опрокинулся, сложил крылья и пошел навстречу с землей. С болью в душе наблюдала Батакоз за падением сокола, в надежде, что он все же раскроет свои крылья, но уже хлопнула тетива, отпуская стрелу на свободу и однозубый гонец уже затянул свою песню. Все ниже падал обессилевший сокол, все громче гудела летящая смерть, и вот вошла стрела в спину охотника и ударился сокол о землю, вскрикнула Батакоз и упала без чувств.
Охотники, которые в это время заехали в гости к Бартабаю, очень удивились происходящему. Тугай тряс мать за плечи, но она не приходила в себя, тогда один из приезжих освежил водой из своего торсыка лицо несчастной женщины и та очнулась.
- Нет больше Бартабая, - твердо заявила она и с горькой печалью посмотрела на сына.
Охотники стали ее успокаивать.
- Ты только скажи нам, куда он поехал? - спросил один из них.
- В ваш аул и поехал, - ответила женщина и, помолчав, добавила - шкуры менять.
Охотники посадили своих орлов в круглые бесики и, привязав их за спину, отправились на поиски. Долго искать не пришлось. Лисьи шкуры стоили охотнику жизнь.
Много людей хоронили Бартабая и женщины из аула Каюр-хана плакали громко, как положено. Беркута Ак-тырнака взял к себе один из друзей Бартабая, потому как для семьи теперь он был лишним ртом, нежели добытчиком. Люди уже знали о странностях Каратала, поэтому и советовали отпустить его на волю, а Ак-тырнака оставить, но Батакоз помня слова своего мужа, отказалась наотрез, да и Тугай был непреклонен. Вот так Ак-тырнак был отдан в чужие руки, а Каратал остался сидеть на своем седбище. Еще надо сказать, что тот человек, который настойчивей всех пытался убедить Батакоз в необходимости замены орлов, после погребения попробовал копыто собственного коня. Жеребец стоял у коновязи и когда хозяин подошел к нему, чалый лягнул его без всякой причины. Лицо у бедняги было разбито, а нос свернуло на бок. Тот встал, с хрустом выпрямил нос, сплюнул кровью и выругался.
- Проклятый беркут. Батакоз, - обратился он к женщине, когда та вышла на шум из юрты, - то, что с моим лицом, это еще ничего, ты лучше о себе и сыне подумай. Нужен ли вам этот шайтан.
Люди, которые были вокруг, поняли о чем речь, но в разговор не вступили и, тем не менее, прежде чем сесть на коней, быков и верблюдов, они как бы замешкались, делая вид, что поправляют седельные подпруги, а на самом деле ловили каждое сказанное здесь слово.
- Этого беркута моему сыну подарили боги, - твердо отрезала Батакоз и вошла опять в юрту.
- Ну, как знаешь, - проворчал пострадавший и повернул коня головой на аул Каюр-хана. Этого человека звали Багуз.

Зеркало

После смерти Бартабая Тугай уже никогда не видел улыбку матери. Через два года она серьезно заболела. И уже лежа на топчане, закутанная в шерстяное одеяло с лисьим подшивом, она посмотрела на сына. Это был взгляд матери, в котором была боль, тревога и подраненное отчаяние. Не за себя, а за сына беспокоилась Батакоз, которого вынуждена оставить в этом неприветливом мире. И когда конец был уже близок, боги подарили ей луч светлой надежды и она вспомнила о Каратале. Раньше она не верила, что орел особенный и, тем более, что он будет опорой для ее сына, но сейчас это было единственное, что могло вселить ей надежду. Она смотрела на него и неслышно шептала:
- Если ты особенный, дай мне знак, и я спокойно уйду, зная, что ты рядом с ним.
И беркут словно понял. Пристально посмотрев в глаза Батакоз, он повернул голову и его взгляд остановился на ее серебряном зеркале. Серебро повело, словно жаром обдали и почернело зеркало. Тугай, который до этого плакал втихомолку, увидев, что Каратал сделал с зеркалом матери, подскочил с места и, сорвав его с обрешетки, стал вытирать почерневшую поверхность своим рукавом, но слез он уже не скрывал.
- Зачем ты это сделал Каратал!? Нельзя так...! Нельзя! Зачем ты это сделал..?! - исступленно повторял Тугай.
- Тугай, - из последних сил позвала Батакоз.
Мальчик подбежал к женщине и встал на колени, чтобы лучше ее слышать.
- Сынок, он правильно сделал, я ухожу, а ты береги его, он тебе пригодится, - это последнее, что слышал Тугай от своей матери.
И не было в небе сокола, который бы упал на землю и не было ястреба, который бы разбился об скалы, но там, далеко на озерах, тихо умер лебедь на своем гнезде.

Вечер

Крик орла вернул его из детских воспоминаний. Он обернулся и увидел, что Каратал смотрит на него с широко открытым клювом. Тугай бросил взгляд на бронзовый таз, но тот оказался пуст. Видно после дневной суматохи он забыл налить в него воду.
- Будет тебе вода и мясо дам, - успокоил его юноша и налил ему из бурдюка свежую воду. Каратал спрыгнул с седбища и, зайдя лапами в воду, принялся ее пить и в ней же плескаться. Когда он закончил свое дело, то пошел по волчьим коврам и шерстяным покрывалам.
- Эй, Каратал! - окликнул его Тугай, - Сядь на место и не к чему мои покрывала когтями портить.
Беркут посмотрел недовольно на охотника, потом вразвалочку доковылял до своего пня и нехотя запрыгнул на седбище.
- Другое дело, - успокоился Тугай и принялся нахваливать его седбище, и как якобы на нем хорошо сидеть. Беркут слушал Тугая не отрываясь от мяса, которое он не спеша дербанил между лап и так же не спеша заглатывал. Иногда Каратал прекращал трапезу и понимающе взирал на хозяина, после чего вновь принимался за свое дело. А бывало и такое, что ходок начинал учить летуна тонкостям охоты. Вот и сегодня, броски и захват зверя Тугай изображал, широко расставив руки, на манер орлиных крыльев, при этом он бегал по юрте и нападал на мнимого зверя, не забывая давать пояснения:
- Сколько раз тебе говорил: низко надо на волка стелиться, как бы волочась за ним, а потом удар. Хо! А ты слишком круто идешь, когда-нибудь упадешь перед мордой и конец. Дерзость твоя неуместна в охоте на серого. - Последние слова переполнили орлиное терпение, беркут перестал мучить мясо, повернулся спиной к Тугаю и уставился на стенную решетку юрты, как бы показывая всем видом, что далее не нуждается в этих нравоучениях.
- Ты на меня не сердись, Каратал, я ведь тебе добра желаю. Если тебя не станет, то что я буду делать, борзые мои давно издохли, а караульными псами волки отобедали, да и охотники они были никудышные. Один ты у меня Каратал. - Тугай подошел к беркуту и, чтобы сгладить обиду, провел рукой по его спине. И Каратал, простив хозяина, повернул к нему свой гордый лик.
- Не будем ссориться, - предложил Тугай и лениво зевнул, - Время позднее, спать пора, завтра на охоту, - напомнил он и лег на большую волчью шкуру. Веки его стали тяжело опускаться на глаза, нервно подрагивая, и уже засыпая, он обратился к орлу.
- Слушай, брат, не знаю, что там люди думают, но если ты на них такую жуть нагнал, тогда напугай этот костер, чтобы он меня больше не беспокоил. - Встрепенулся беркут, посмотрел на огонь и застыл камнем. Потяжелела тишина, колючим стал воздух, вспыхнул огонь в очаге ярким пламенем, хлопнул языками, как тетивой лука и тут же потух. А Тугай уже в темноте бормотал засыпающим голосом:
- Видно правду говорят, что ты хранитель силы великой. Да только какой прок от силы твоей, кроме как костры тушить... ты бы лучше на охоте... -
Заснул охотник, спала и степь дневная, а ночная только ожила. Где-то в темноте еж землеройку схватил, бедняга только пискнуть успела. Сова, пролетая над юртой, хлопнула крылом на развороте, а на небе уже развернули звездный ковер, и незыблем его узор в веках и тысячелетиях.

 

Часть 2

Будни

Утром, когда "Белый Буйвол" еще не начал свой восход, черный беркут, сидя на седбище, захлопал крыльями. Так он делал всегда, когда возвещал начало охоты, и никто, кроме настоящего беркутчи, не увидит огонь в орлиной груди и не услышит стук его сердца. Но Тугай был настоящим охотником, поэтому, когда он проснулся, весь охотничий азарт Каратала колючим током прошел через него и вот, уже сгорая от сильного возбуждения, Тугай быстро суетился с костром, казаном и одновременно с вещами для охоты. Конь уже был оседлан когда запахло жареным мясом и Тугай, бросив укладывать седельную суму, тут же преступил к еде, не забыв при этом напоить Каратала, потому как объедаться перед охотой ему не следовало. Все вещи охотника, так или иначе, находились там, где им положено было быть. Тугай был человеком небогатыми и скарб, который был под рукой, тоже не многочислен, но в ползу юноши надо сказать, что в юрте у него всегда было чисто и уютно. Ввиду ранней потери родителей этому его никто не учил, да и камчей подсказывать было некому, просто чистота и порядок от природы были частью его характера.
И вот, выйдя из юрты, он привычно сел на коня, водрузив беркута на правую руку и пошел Кулагер по степи, ускоряя ход шаг за шагом, и вот уже летит вороной, словно туча стелится, глаз радует и седоку почет.
Зорко вдаль смотрел охотник, пока не увидел зайца. Тогда остановил он коня, снял с Каратала колпак и, привстав на стременах, сбросил с руки. Беркут хлопнув крыльями, стал бесшумно скользить в сторону добычи. Заяц не добежал до кустарника всего несколько шагов, когда его с разгона накрыл Каратал. Следом, чуть погодя, подъехал Тугай и сердце его билось так сильно, что уши заложило до глухоты, но его это сейчас не беспокоило. Добив ножом добычу, он приторочил ее к седлу и двинулся дальше. В пути Каратал взял еще трех зайцев и уже четыре тушки раскачивались у стремян, ударяя по бокам Кулагера. Пришло время возвращаться и Тугай развернул коня в сторону дома, но что-то опять юркнуло в долине за бугром.
- А вон еще косой, - оживился Тугай, но потом спохватился. - Но я закон охоты не забыл, не то тебе дай волю брат, ты всех бы удавил на много дней в округе. - Так спокойно, не спеша, они ехали домой, и Тугай тихо напевал старую кипчакскую песню, которую он часто слышал в детстве от отца. Подъезжая к роднику, конь приободрился и с мягкого шага навалился на рысь, так что скоро они оказались дома у костра. Привезенная дичь быстро нашла свое применение. Плотно пообедав и накормив своего любимца свежим кровяным мясом, Тугай улыбнулся и достал из мешка новую стяжку для лап Каратала.
- Это тебе Каратал, носи брат, а потом я обошью твой колпак серебром, как и обещал, - заверил его охотник, растягиваясь с чашкой на своей шкуре. - Сегодня, однако, хватко ты первого взял, только вот помял изрядно, но слава Тэнгри, светит солнце, у меня есть ты и конь верный, а человеку больше и не надо, кроме того, что сердце греет.
Так в мире и согласии проходили их годы и все у них было хорошо, да и в охоте им удача не отказывала, если не считать ветку карагача, которая чуть не погубили беркута. В тот день зима подходила к концу и солнце уже медленно обгрызало наст, когда вдали, у холма, Тугай увидел серое пятно. Это волк трусил через открытое поле, с надежной добраться до кустарника и, судя по всему, он не видел ни охотника, ни его беркута. По размашистым прыжкам в глубоком снегу и по тому, как неуклюже волк это делал, кидаясь из стороны в сторону, Тугай сделал вывод, что это волчонок. Но когда зверь выбрался из рыхлины на твердый наст и твердой рысью двинулся в сторону карагача, охотник узнал в нем матерого волка. Это было видно, потому как он нес свою морду над снегом, предпочитая среднее чутье, так обычно поступают очень опытные волки. Но было поздно, Каратал уже сошел с руки и приближался к зверю. Тугай понимал, что беркута уже не вернуть, поэтому, ударив коня, он поспешил ему на помощь. Каратал почти настиг его, как вдруг, зацепив крылом злополучную ветку, он не сел, а почти упал на него, и не достав до морды когтями, беркут запустил их в шкуру. Волк от боли взвыл, но чувствуя свободу движений, вцепился зубами в крыло и сомкнул свои челюсти. Серому оставалось посильнее рвануть и он был бы на свободе, а Каратал на снегу, но беркут продолжал отчаянно бить крыльями и держать его когтями, поэтому волку никак не удавалось подобрать нужный хват. И пришел бы конец славному Караталу, но к счастью, Тугай был уже близко. Он на полном скаку натянул свой лук и спустил тетиву. Стрела пробила лютому злыдню его шею с такой силой, что от удара зверья развернуло и опрокинуло на бок. С помощью ножа Тугай с большим трудом отжал челюсти умирающему волку, к чести которого надо сказать, что он не переставал огрызаться до тех пор, пока не испустил дух из своего сильного сердца. Беркутчи быстро ощупал крыло и только после того, как убедился, что кость была не задета, к нему пришла надежда, что Каратал будет жить. Во избежание тряски охотник не ставил свою руку на балдак, продолжая всю дорогу нести беркута на весу, дабы не причинять ему еще больших мучений.
В тот день, возвращаясь домой, Тугай пел очень грустную песню, и очень печально брел конь, только хищный взгляд беркута несколько не изменился, разве что клюв был широко открыт от жажды.
Долгих три месяца охотник выхаживал беркута и все это время он промышлял зверя с луком, что было совсем нелегко. И вот наконец Каратал стал уверенно выздоравливать, а для того, чтобы он еще быстрее окреп, Тугай снимал его с седбища и пускал свободно ходить по юрте, не забывая при этом подбадривать и хвалить:
- Молодец, Каратал! Батыр, Каратал! Никто не победит моего младшего брата! - И когда наступила весна, беркут поднялся на своих тугих крыльях, и полетел над юртой с громким криком, уходя по спирали все выше и выше, пока не позвал его Тугай своим зычным окриком - Кый-ту! - Ударило это резкое и привычное "Кый-ту" в грудь беркута, посмотрел он вниз, ответил на призыв клекотом и упал камнем на руку хозяина.

Гости

Бывали дни, когда Тугай наведывался к людям в аул, чтобы шкуры на еду поменять, да и на красавицу Ак-марал посмотреть, которая, к сожалению, его даже не замечала, а может быть и не хотела замечать. Но иногда, и к Тугаю приезжали беркутчи, а иногда просто путники. Силу и хват его орла знали многие, эти многие знали еще нечто такое о его Каратале, о чем принято было молчать. Однажды в полдень Тугай вышел из юрты, чтобы напоить коня родниковой водой. Зачерпнув холодную воду открытым бурдюком, он пошел под навес, который был сделан из камыша и жердей специально для Кулагера, и там подвесил этот бурдюк на четыре низких столбика за кольца, которые были пришиты по краям бурдюка именно для этой цели. И пока конь утолял жажду, охотник, посмотрев вдаль, увидел двух всадников, которые бодро рысачили в его сторону от горизонта.
Он спешно зашел в юрту, чтобы приготовить дастархан и когда вышел навстречу гостям, путники уже подъехали. Ими оказались два неразлучных друга и Тугай их знал.
Это был ханский сын, заноза Кадан, и его необузданный друг Бурундай. Они знали, что при всем своем добродушии, Тугай был очень суров и силен как тигр, поэтому невзирая на то, что всю дорогу друзья ехидно над ним посмеивались, по прибытию они приветствовали его с положенным уважением, как и предписывает закон свободного и кочевого народа.
- Мир дому твоему, Тугай, - поздоровался Кадан.
- Пусть не гаснет огонь в твоем очаге, - вторил ему Бурундай.
- Спасибо, гости дорогие, и вам того желаю, - отвечал охотник, открыто улыбаясь, - заходите, кумыс будем пить, - предложил он, указывая рукой на двери, - у меня и чай имеется, - от всего сердца добавил беркутчи. Бурундай уже было собрался войти но остановился, и повернувшись к хозяину, спросил:
- Тугай, одет ли колпак на голову орла?
- Почему ты спросил меня об этом? - насторожился охотник.
- Ну мало ли что... Мы люди посторонние, вдруг он возьмет да и вырвет из меня кусок мяса.
- Быть того не может. У меня беркут умный, так что заходите смело, - вновь предложил хозяин, но Бурундай не двинулся с места.
- Мы зайдем. Ты только скажи, одет колпак или нет? - еще более беспокойно вопрошал Бурундай.
- Да ... робкий нынче джигит, - удивился охотник, - клянусь небом, я собственными руками колпак одевал, - заверил их Тугай, и уже более настойчиво добавил: - Заходите.
С опаской поглядывая на беркута, они все же вошли в юрту, но тот сидел с тамагой на голове и не подавал признаков беспокойства. Плотно пообедав зайчатиной, гости успокоились и принялись за ароматные лепешки, которые Тугай выменял на лисьи шкуры в ауле Кадана. Все трое с превеликим удовольствием растянулись на волчьих шкурах и при этом блаженно потягивали чай. Они разговаривали о погоде, о скотине, о добычи зверя, собаках, ловчих птицах, но за все время разговора Кадан незаметно косился на беркута, разглядывая его с каким-то нездоровым интересом. Тугай этого не замечал, потому что из вежливости поддерживал беседу с Бурундаем и поддакивал всякий раз, когда это требовалось. Но Каратал даже в колпаке почувствовал, с какой стороны за ним наблюдают, поэтому безошибочно повернул голову в сторону Кадана. Тот от неожиданности вздрогнул и весь похолодел. Ему на мгновенье показалось, что беркут смотрит на него сквозь толстую кожу колпака. Но, поразмыслив, он решил, что птица вертит головой потому что ей просто делать нечего и от такой мысли сердце его успокоилось и забилось ровнее.
- Так, значит, зайца выглядывали? - уточнил Тугай после всего услышанного.
- Точно, - подтвердил Бурундай. - Там за оврагами их тьма. В следующий раз орлов возьмем и туда поедем. Сейчас, сам понимаешь, лис ловить, только зверя портить, летом у них шкуры так себе, не мех, а одна видимость, а вот зайчатина всегда съедобна. Молодой зайчик такой нежный как жир и вкусный как мозги барана, - говоря это, Бурундай весь осоловел, словно он уже его вкушает.
- Зато взрослого не прожуешь. Разве что глотать по волчьи, - заметил Кадан.
- Это правда, - поддержал его Тугай.
Вдруг Кадан хлопнул себя по ляжке, словно вспомнил что-то:
- Надо же! Чуть не забыл. Через три дня мой отец праздник устраивает, там все будет: еды вдоволь, айтыс, козлодрание, байга, борьба и, главное, - Кадан многозначительно поднял указательный палец, - будут зверя пускать, - закончил он.
- Под беркута? - поинтересовался Тугай.
- Ну ясно не под борзых, - заверил ханский сын, - кому эта беготня нужна. Так что готовь своего Каратала.
- Ты думаешь? - как-то замялся беркутчи.
- А что тут думать. Седло будут разыгрывать, сбрую, тамагу и женский пояс. Заметь, все это будет серебром расшито. Отец Хулге на заказ поставил, а Хулга мастер известный.
- Я знаю, - согласился Тугай, - только не пойму, зачем беркутчи пояс женский.
- Ты странный, Тугай. Тебе что, традиции не известны? - удивился Бурундай, а Кадан пояснил.
- Пояс этот ты подаришь той девушке, которая тебе нравится, или той, которую ты считаешь самой красивой. Так было всегда.
- Всегда, - неуверенно повторил Тугай.
- Да, всегда, - подтвердил Кадан, - так что готовь своего беркута и покажи всем, чего он стоит.
Они еще немного поговорили, но уже пора было собираться в дорогу. Гости встали, поблагодарили хозяина, сели на коней и отбыли в сторону ханского селения. Их кони двигались шагом, спешить было некуда.
- Зачем ты его взбаламутил? - поинтересовался Бурундай, - на него и так косо смотрят, а если он на праздник своего орла привезет, то народ и зашуметь может, тогда ничего хорошего не жди.
- Все будет спокойно, просто я хочу, чтобы все знали, что мой беркут лучший в этой степи. А то только и слышно - Каратал то, Каратал се. Пусть докажет, что может его беркут.
Бурундай внимательно посмотрел на Кадана и вдруг спросил: - Ты что задумал?
- С чего ты взял?
- Я видел, как ты смотрел на его орла.
- Ты прав, - сознался Кадан, - если мой беркут проиграет, я украду его Каратала, и сверну ему шею.
- А ты слышал, что говорят люди? - заволновался Бурундай.
- Плевать мне на то, что они говорят. Я в сказки верить перестал давно. А за беркутом я приду после праздника, ближе к осени, чтобы он не догадался, кто это сделал. Ты поможешь мне?
- Я помогу тебе, потому что мы друзья, но при двух условиях: во-первых, я не пойду в юрту, во-вторых, ты накроешь его мешком и откроешь без меня. Ты можешь считать меня трусом, но я не когтей его боюсь, и не острого клюва, просто люди говорят странные вещи про этого орла. Говорят, что если он посмотрит в глаза человека, у которого душа черная, то разум покинет этого человека, а затем он и вовсе умрет. А мне откуда знать, какого цвета у меня душа.
- Вранье! Вранье и чушь! - заявил Кадан и громко рассмеялся.
- Может быть, - задумчиво проговорил Бурундай, при этом почему-то не разделяя веселье друга.
Вечерело. Из-за черного края земли еще кровоточило солнце, а в небесных конюшнях уже ржали звездные кони, вспахивая копытом облака. Их час еще не пробил.
А чуть раньше Тугай, проводя гостей, вошел в юрту и широко улыбаясь, посмотрел на орла.
- Мы возьмем этот приз. И будет у тебя колпак серебром расшитый, и будет у нашего Кулагера седло красоты не меньшей, и подарю я пояс красавице Ак-морал.
Но не выказал беркут радости не клекатом, не взмахом крыла. Молчал Каратал.

Приготовления к празднику

В селении Каюр-хана приготовления к празднику шли полным ходом. Молодые парни городили из жердей высокие качели и делали они это с явным задором, потому что праздник и качели это то единственное, где можно порезвиться с девушкой, избежав при этом недовольное ворчание стариков. Взрослые мужчины занимались здесь остальным; отмечали флажками маршрут для байги, сносили в центр аула большие трехногие котлы, сбивали в загон специально отобранных баранов, а также натягивали тенты над клетками с привезенным зверьем. Еще двадцать человек вкапывали столбы на краю аула именно в том месте, где будут запускать зверя. На эти столбы, по указанию хана, укладывали большой помост, который позже будет застелен шкурами и кошменными коврами. Этот помост предназначался для стариков. Отсюда они должны хорошо видеть, здесь же мягко сидеть и сытно кушать.
Каюр-хан в окружении своих людей деловито расхаживал по всему кочевью, периодически расплачиваясь то серебром, как за баранов и привезенного зверя, то строгим окриком за нерадивость. В полдень хан стоял у коновязи, на восточной стороне кочевья и улыбался, глядя на то, как караковый жеребец прохаживается на аркане табунщика неповторимым алюром. Его иноходь поражала рваным ударом мышц в каждом шаге. Он не выбрасывал ноги, он ими выстреливал, и после каждого рывка замирал как птица в полете, еще удар и снова паренье. Такой алюр Каюр-хан наблюдал впервые. Это был высоконогий красавец с гордым сложением настоящего тулпара и предназначался он для того джигита, который победит в предстоящей байге. И в этот самый момент, когда хан любовался иноходцем, к нему подошел Кадан.
- Отец, - обратился он, - на праздник я пригласил Тугая.
- Сын Бартабая? - уточнил тот.
- Да, - ответил Кадан.
- С кем на руке? - насторожился хан.
- С Караталом, - сообщил ему сын, и тут же быстро добавил. - Отец, я думаю, каждый имеет право на участие в празднике, тем более такой прославленный беркутчи, как Тугай. Я уверен, что нельзя унижать человека, не имея на то всяких причин. - Каюр-хан очень удивился речам сына, тем более, что он привык слышать от него несколько иное, нежели то, что сейчас услышал.
- Ну, раз пригласил, пусть приезжает, - согласился хан и, повернувшись в сторону иноходца, добавил не оглядываясь. - Кадан, если и впредь так поступишь, плетьми забью. Иди, - закончил он, и Кодды пошел с довольной улыбкой на лице.

На празднике (у реки)

Праздник шел уже третий день, хотя, судя по его размаху, раньше десятого дня он не закончится. Первые два дня байговали джигиты, в надежде отстоять свой приз в виде каракового иноходца.
Но это был не тот приз, за которым приехал Тугай. Лучший приз выставлялся для беркутчей. А беркута должны были пускать на третий день, только потом уже козлодрание, борьба, айтыс и стрельба из лука. Но все это мало интересовало Тугая, поэтому он явился только сегодня утром. Не доехав до аула, он остановился у реки, где на берегу стояли девушки, среди которых была и красавица Ак-марал. Все они были заняты тем, что поправляли свои праздничные наряды и украшали головные уборы яркими цветами.
- Здравствуйте девушки, - поздоровался вежливо охотник.
- Здравствуй Тугай, - ответили они хором. Он уже собрался проследовать дальше, но его окликнула Ак-марал:
- Эй, Тугай! Ты тоже хочешь выиграть приз?
- Хочу, - простодушно ответил джигит.
- Но с седлом все понятно, а что ты будешь делать с поясом? - не унималась она.
- Я? - растерялся охотник.
- Нет, твой конь, - тут же вставила Ак-марал и девушки залились смехом. Тугай растерялся, сильно покраснел и не найдя слов для ответа поехал в аул, сгорая от смущения.
- Зачем ты так, Ак-марал. Он же добрый, - упрекнула ее подруга.
- Он дикий, а мне такие не по душе. Третий раз с ним говорю, и третий раз он двух слов связать не может, - ответила Ак-марал и уверенно добавила. - К тому же приз этот все равно Кадан возьмет, а пояс мне подарит. Он обещал.
- Кадан конечно, жених статный, да и роду ханского, - издали начала подруга, - но я слышала, как мой отец беседовал с дядей и они говорили что Каратал бьет без промаха. И что же ты будешь делать, если этот приз возьмет Тугай?
- Ничего, - ответила Ак-марал.
- Но ведь пояс он подарит тебе.
- Это еще почему? - возмутилась красавица.
- Так ведь он влюблен в тебя, или я не права? - обратилась девушка к подругам.
- Права! - закричали они смеясь. - Влюблен до смерти! - добавил кто-то из них.
- Мне его любовь и даром не нужна, - твердо заявила Ак-марал.
- А это мы еще посмотрим, - хитро прищурилась одна из подруг, и девушки вновь рассмеялись.

Аул

Когда Тугай прибыл в аул Каюр-хана, от увиденного он немного растерялся. Тугай и раньше здесь бывал, но чаще по делу - то шкуры обменять, то стрелы обновить, а вот праздник он видел впервые и это зрелище его взволновало. Никогда еще охотник не наблюдал такое скопление людей. Все здесь были одеты ярко и празднично, особенно молодые девушки: серебряные ожерелья, пояса, браслеты, тяжелые подвесы, наушные серьги и налобные деодемы с драгоценной капелью на височных спадах. Это было царство серебра и золота, горевшее металлическим градом на юных красавицах. И все это говорило о том, что люди достали из своих сундуков самое лучшее из того, что у них было.
Тугай тоже приоделся неплохо, но его одежда на общем фоне выглядела как-то невзрачно, а если точнее, то никак не выглядела, разве что пояс был всем поясам в пример. Конечно, можно было бы отцовским седлом покрасоваться, но он им очень дорожил и потому оставил его дома, а на праздник Тугай взял свое, старенькое и простое, но для него удобное и коню привычное.
В центре аула уже расстелили кошменные ковры, на которых кругами сидели люди и сытно кушали. И таких стихийных дастарханов было великое множество. Одни вставали, другие садились, и так до бесконечности, потому что убирались одни подносы, как тут же от котлов уже несли другие подносы и тоже с горой мяса. Парни, девушки, мужчины, женщины, старики, старухи, все были здесь, вот только собирались они чаще по возрасту или по кругу интересов, но и это не являлось правилом. Ведь в том-то и радость праздника, что здесь стираются все границы и если даже девушка присядет с мужчинами, ее никто не устыдит, а ребенка среди стариков никто не отправит к детям, на празднике радуются все, даже собаки, которых в этот день не бьют по мордам, как обычно возле еды. Подошел пес к дастархану, значит надо ему, "на, получи" сунут мясо в пасть и дальше разговаривают, короче говоря - праздник. А детишками так вообще все равно где кушать. Они то и дело бегали между дастарханами, изредка подбегая куда-нибудь наугад и, отщипнув мясо или прихватив масел, снова бежали играть, на ходу жуя и обгрызая кости. И как их не журили старики, баловаться они не прекращали. Весело повизгивая, дети сражались объеденными костяшками, как настоящими мечами, при этом они падали прямо в пыль, изображая раненых и насмерть сраженных. Когда кто-нибудь из старших делал им замечание, дети отбегали от этого дастархана к другому и там снова продолжали битву, причем в эту игру были втянуты и девочки.
Тугай слез с коня и привязав его к коновязи, пошел за дастархан. Каратал же остался на балдаке седла, но здесь он был не один, потому что на каждом втором коне сидели такие же орлы, вот только праздника они не видели, потому как на голове у них была кожаная тамага.
Охотник поздоровался и сел на свободное место. Никто особенно его не рассматривал, хотя многие его узнали и про себя отметили прибытие Тугая. В воздухе чувствовалось общее счастье и радость, и невзирая на то, что айтыс еще не начался, кое-кто из акынов уже тешил народ ровным переливом веселой домбры. Сам певец молчал, доверив это дело инструменту и после каждого удачного каскада струн люди поднимали вверх руку, кто пустую, а кто с куском мяса и в знак одобрения и солидарности по аулу катилось довольное - Уй! - после чего люди продолжали есть и оживленно беседовать, но это до тех пор, пока певец вновь не обжигал душу струнами.
Когда Тугай радовал свой желудок кониной, он заметил, что одни человек смотрит прямо на него. Это был старик, который сидел за соседним дастарханом. Лицо этого человека показалось Тугаю знакомым, но как он не пытался его вспомнить, это ему не удалось. И все же, учитывая, что старик продолжал пристально на него смотреть, Тугаю ничего не оставалось, как проявить вежливость. Он приложил руку к сердцу и кивнул аксакалу головой. В ответ старик также кивнул охотнику, приставив руку к груди, что очень обескуражило Тугая. Это был знак глубокого уважения, а ведь учитывая разницу возраста, старку было бы достаточно слегка кивнуть. Поэтому Тугай смутился и опустив глаза, продолжал свою трапезу, размышляя над тем: - "Что бы это могло означать?"
Через некоторое время появился всадник, который громко огласил свой нехитрый призыв:
- Эй, беркутчи! Кто хочет доказать, что его беркут самый лучший, пусть берет своего орла и доказывает! А кому хочется на это посмотреть, пусть смотрит и душу радует! Травля состоится на северной стороне аула! - Он продолжил свой ход и, двигаясь между юртами, громко объявлял о начале состязаний в тех же словах и выражениях. Быстро покинув дастархан, Тугай сел на коня и одев рукавицу, подставил руку под грудь беркута.
- Пора, Каратал, мы возьмем все, что нам причитается, - заверял его беркутчи. Другие охотники тоже садились на коней и также подбадривали и что-то говорили своим орлам, остальные же люди с шутками и смехом двинулись на край аула. Старики были умней. Они остались сидеть на месте, пока их сыновья и просто молодые не подвели к ним коней и не помогли на них взобраться, потому что среди них были и такие, которые из-за частичного отсутствия своего зрения могли бы сесть на коня задом наперед. Именно для таких Каюр-хан и поставил помост рядом с двумя длинными пиками. На этом помосте было все, что требуется для пользы желудка и все то, за чем волки носятся по степям, сбивая свои ноги. Когда все старики расселись по своим новым местам два человека, специально назначенные ханом, стали суетиться среди охотников и разъяснять им очередность травли ввиду выпавшего жребия. Получилось так, что по жребию Тугай оказался после Кадана. Пока к месту действий подтаскивали клетки с разным зверьем, ханский сын подъехал к Тугаю и приветливо с ним заговорил.
- Я рад, что ты здесь и думаю травля тебя порадует.
- Посмотрим, - ответил охотник и они пустились в неторопливый разговор, во время которого Тугай не переставал осматривать местность. Для травли здесь все было продумано. Две длинные пики с конскими хвостам на наконечниках окрашенные в ярко-красный цвет были вкопаны в двадцати шагах друг от друга и обозначали ворота, от которых беркутчи должны будут пускать своих орлов. Справа от ворот стоял помост, на котором сидели старики, а слева от ворот находились все остальные. Люди, ворота и помост расположились на одной линии, чтобы не отвлекать бегущего зверя. Прямо в шестистах шагах от помоста раскинулся густой кустарник, который лежал между двумя холмами, находясь по ходу предполагаемого гона. По краям ворот от каждой пики сидело по тридцать человек, с согнутым луком на глаз стервятника. Это надо было для того, чтобы зверь с самого начала не шарахнулся в сторону и не испортил зрелище. Вскоре началась травля и Тугай с Каданом, прервав свою беседу, подъехали к линии, где уже пускали первых зайцев. На них четыре охотника выбыло, их зайцы успели добежать до холмов и скрыться в кустах. Но Кадан с Тугаем прошли в следующий круг, где пускали лис, но и там их ждала удача, в отличие от еще пятерых беркутчей, которым не повезло. И на каждый промах сыпались шутки и насмешливые возгласы, а каждый удачный бросок сопровождался одобрительным гулом. Но когда объявлялся Тугай и его Каратал, то веселый шум уступал место шепоту. И все же травля продолжалась, и когда дело дошло до волков, половина из охотников отказались от участия и выбыли из состязаний. Кроме Тугая и ханского сына осталось еще четверо: двое старых беркутчей и двое молодых, один из которых перед самой травлей тоже отказался, когда увидел, что ему достался довольно крепкий волк. Сначала опытные беркутчи сбросили своих орлов на бегущих волков, но те успели добежать до кустарника и по полю прокатился шум разочарованных возгласов. А когда своего беркута пустил молодой охотник из соседнего аула, то случилось то, чего боятся все буркутчи. Волк изловчился и разорвал беркута раньше, чем его хозяин поспел на помощь. На этот раз никто не смеялся, беркут - птица священная для кипчака и когда охотник нес своего орла к коню, многие старались утешить его как могли.
- Хорошего ты беркута воспитал, Болта, - говорил один. - Сильный был орел, - говорил другой. - Какое несчастье, - качал народ головой.
Джигит завернул в ткань беркута и поехал домой, для него праздник закончился. У Кадана орел тоже взял волка не сразу, но все же взял, и когда очередь дошла до Тугая, то Каратал не обманул его надежд. С одного удара он сбил волка и придушил когтями. Тугай остался на месте и не поехал на помощь, как многие другие. Напротив, он дождался, когда беркут задушит волка и после того, как это случилось, Тугай, сидя на коне, поднял правую руку и крикнул: - Кый-ту! - в то же мгновение Каратал оставил добычу и, тяжело взмахнув крыльями, полетел в сторону хозяина, еще мгновение и он сел на руку Тугая, тем всех и удивил. А ведь многие орлы с добычи не сходят, а иные даже хозяина не подпускают и последним нечего не остается, как снимать их с помощью тулупа. Здесь же все стали свидетелями хорошей выучки и железной дисциплины. По толпе прокатился одобрительный гул, порадовавший Тугая и того самого старика, который показался охотнику знакомым.
Наконец пришло время пускать рысь. Когда Тугай промачивал мокрой тряпкой горло Каратала Кадан делал тоже самое, но чуть в стороне. В это время к нему подъехал Бурундай.
- Сейчас пустят эту... и твой ее точно сцапает, - заявил Бурундай и хитро прищурившись, показал взглядом на молодую рысь.
- Почему эту?
- Как почему?! - недоумевал друг, - того крепыша мы Тугаю подставим и навряд ли он его возьмет. Я уже договорился, - и Бурундай весело ему подмигнул.
- Нет, - отрезал Кадан, - иди скажи, чтобы взрослого зверя пустили.
- Зачем это тебе?
- Делай, как я говорю, - заявил уверенно Кадан, в котором, как видно, взыграла гордость охотника. Пока клетку подтаскивали к воротам, Каюр-хан показывал на Кадана и с гордостью объяснял старикам на помосте, что это его сын. И так как здесь в большинстве были приезжие и уважаемые гости, приглашенные самим Каюр-ханом, то все они хотели порадовать сердце отца и потому радовали как могли.
- Статный джигит, - цоколи одни.
- И на коне, как влитой, - подхватывали другие.
- Воин, - кивали третьи. Каюр-хан был весьма этим доволен, но, тем не менее, он и про Тугая не забывал. Потому что, как не нахваливай Кадана, а беркут у Тугая был весьма незауряден и в этом он только что убедился. Но время пришло и сейчас должно было все решиться. Кадан подъехал на коне к воротам и встал чуть позади клетки, где сидела рысь, тем самым заняв исходную позицию. Тугай в это время незаметно выехал вперед, поближе к первому ряду, с Караталом на руке. Мягко поглаживая его по перьям, беркутчи крепко намотал аяк-бау себе на руку так, чтобы беркут почувствовал, что он на жестком приколе кожаного ремня. Когда зверь был пущен и почти добежал до кочек, Кадан скинул своего орла. Тогда Тугай тихо снял колпак с головы Каратала и неслышно прошептал:
- Смотри Каратал. Запоминай брат. - В это момент рысь, чувствуя что беркут его настигает, неожиданно для всех развернулась на месте. И зарыскал орел в воздухе, задергал крыльями, не зная как отреагировать на происходящее, да так и пролетел над зверем. А рысь словно об стену ударилась. Разорвав кочки когтями, она пробежала под орлом и устремилась обратно в клетку, что конечно, было предусмотрено правилами. И как только она забежала в нее, звероловы опустили задвижку. По толпе прокатилось: - Ух! - это так народ выразил уважение горной рыси. От досады Каюр-хан хлопнул себя по колену, а Кадан открыл рот от неожиданности. Такую верткость у дикого зверя он наблюдал впервые. А Тугай незаметно одел колпак на Каратала и ослабил кожаную стяжку.
- Вот так бывает, так что не зевай, - посоветовал он.
Никто не обратил внимание на то, что Каратал смотрел на травлю, эта была маленькая хитрость, которую Тугай узнал от отца еще в детстве. Но пришло время и Караталу показать свою удаль. Звероловы дали рыси отдышаться, после чего подали знак, что она готова и Тугай выехал на то же место, где только что стоял Кадан. А в это время ханский сын остался в седле и так как настроение у него не было, беркута его взял к себе Бурундай. Сейчас Кадан боялся посмотреть в сторону Ак-марал, потому что помнил свое преждевременное обещание. Она же находилась недалеко от него и не обращая внимание на смех и колкости подруг смотрела то на Кадана, а то на Тугая, с тайной надеждой в душе, что Каратал тоже потерпит неудачу и ее Кадан не будет столь сильно опозорен. И вот наконец зверь, который так ловко обманул орла Кадана, был пущен и звероловы громким улюлюканьем прогнали его от ворот. Рысь уже добежала до того места, где земля была рябая от кочек, это означало, что время пришло и Тугай, сорвав с Каратала колпак, сбросил его с руки. Беркут взмахнул крыльями, набрал высоту, на мгновение замер, дернул хвостом и как черная туча двинулся в сторону бегущего зверя, постепенно переходя в скольжение. И когда все уже думали, что он вцепится в рысь, произошло то, о чем потом еще очень долго говорили. Каратал клацнул когтями, делая вид, что присаживается на зверя, а сам круто взмыл вверх, повернув крылья от земли к небу. Зверь испугался и шарахнулся обратно, думая, что обманул орла, который по всем правилам природы должен был пролететь далеко вперед, но не тут-то было. В тот самый момент, когда рысь вспарывала землю и разворачивалась, беркут, взлетев вертикально на пятнадцать локтей от земли, круто завалился на крылья и опрокинувшись через голову, камнем упал на зверя. Один удар и шейные позвонки разошлись под натиском стальных когтей. Рысь уже мелко трясло от конвульсий, когда по толпе прокатилось восхищенное - Ох!!! - и потом уже голоса:
- Вот это удар! - Вот так беркут!
- Кый-ту! - позвал своего орла Тугай и тот, бросив добычу, снова занял свое законное место на руке хозяина. Охотник сошел с коня, его лицо сияло. Двое мужчин подошли к нему и поздравили:
- Молодец Тугай, - похвалил тот, который был постарше, - Ты честно боролся, - добавил второй. Они проворно скинули старое седло Тугая и водрузили новое. Это седло переливалось серебром с сердоликом. Пока один из них затягивал подпруги, второй заменил на коне узду, которая по красоте своей не уступала новому седлу. Тут же к балдаку привязали кожаный мешок и старший, показав всем серебряный колпак в каменьях, положил его в мешочек со словами:
- А это твоему беркуту, он это заслужил.
Тугай поставил орла на балдак и поменял Караталу старый тамагу на новый.
Теперь пришло время для главного приза и ему вручили красивый пояс, усыпанный бирюзовыми камнями:
- А это подари девушке своего сердца, - подсказал тот, который вручал приз.
- Дари, не бойся, - подбодрил его старик, в котором Тугай только сейчас узнал старого Сарыча, чей беркут исправно служил им столько времени. Радостный Тугай стал искать глазами Ак-марал. Люди поняв, кого он ищет, расступились и красавица Ак-марал предстала перед ним. Кадан закусил губу а на помосте старики молча наблюдали за происходящем, не прекращая своей трапезы. Держа пояс в двух руках, Тугай сделал несколько шагов к девушке, но остановился, потому что Ак-марал, бросив на Кадана взгляд полный укора, неожиданно растолкала людей и умчалась прочь. Улыбка сошла с лица Тугая. Он моргал растерянно глазами и не знал как поступить. Люди вокруг него стали качать головой и перешептываться. Сарыч смотрел на джигита и не ведал, чем ему помочь и что посоветовать. Он хорошо знал его отца и сейчас чувствовал ответственность за сына. Но Тугай не долго был в растерянности, он круто повернулся к своему Кулагеру и одел пояс ему на шею. Кто-то из людей одобрительно заметил:
- Правильно, девушек много, а хороший конь - на вес золота.
Тугай уже сел на Кулагера и собирался уехать, как непонятно откуда, на своем чалом скакуне появился Багуз. Это был тот самый Багуз, который уговаривал Батакоз избавиться от Каратала, и тот самый, кому конь разбил лицо.
- Люди, что же это делается! - закричал он. - Эй, Тугай, ты нечестно победил, - заявил Богуз.
- Почему нечестно? - удивился Тугай.
- Потому что ты своего орла отпустил раньше чем надо, зверь даже отбежать не успел.
- Я все правильно сделал.
- Нет, неправильно! - не унимался тот. - Я это своими глазами видел! Клянусь своим конем! Чтобы ему издохнуть на этом месте! - твердо закончил Багуз и все поняли, что клятва эта страшная и настроен он серьезно, так как его привязанность к коню была всем известна. Каратал, уже покрытый новым колпаком, неожиданно повернул голову в сторону Багуза и клюв его открылся. Клекот, который ударил всех по слуху, был неуместен, резок и неприятен. В тот же миг чалый конь Багуза повесил голову, словно собрался воды испить, затем тяжело качнулся и упал прямо под Багузом. Это обстоятельство удивило всех, в том числе и Тугая. Багуз ходил вокруг мертвого коня и бешено вращал глазами.
- Люди, да что же это опять делается! - снова закричал он. - Этот проклятый беркут убил моего коня!
- Имей совесть, - вступился Сарыч, - это боги отвергли твою клятву, значит ты лжешь.
- Правильно! - загудели вокруг. - Проклял коня, - резанул кто-то.
Каюр-хан встал на помосте в полный рост и поднял вверх руку. Все замолчали, в надежде, что он скажет правильно и справедливо. А Каюр-хан, дождавшись полной тишины и внимания, начал говорить.
- Я не знаю, знак ли это богов или проделки шайтана, но одно я могу сказать точно - этот беркут смущает народ, а народу нужен покой! Я правильно говорю? - обратился он к старикам, и те, не переставая жевать, подтвердили - правильно. - Нужен покой, - подытожил самый старший. Имея ввиду, что всех здесь угощал Каюр-хан, они конечно же подтвердили бы все, что он предложил. - Поэтому, - продолжил он, - ты, Тугай, забирай своего орла и уходи. Против тебя лично мы ничего не имеем, но с орлом сюда ты больше ни ногой. Если ослушаешься, орла под нож, а сам под плети ляжешь. Иди, - закончил он, после чего Тугай прямо посмотрел ему в лицо, затем развернул коня и стукнул его по бокам, но в этот момент кто-то взял его за стремя. Это был старый Сарыч.
Не обращая внимание на людей, и не беспокоясь, что подумает о нем хан, старик заговорил с Тугаем по-отечески ласково.
- Послушай меня Тугай, однажды я сказал это твоему отцу, теперь я это говорю тебе. Когда дует пыльная буря, надо идти вперед, того кто пригибается, засыпает песком. Ты понял меня?
- Да, - коротко ответил Тугай.
- Тогда иди сынок и будь сильным. - Старик тихо похлопал Кулагера по крупу и Тугай не спеша поехал из аула. Люди молча расступались, давая ему дорогу, а известный акын Той-тели поднял вверх домбру и показал ее Тугаю, это означало, что песню сердца своего он посвящает ему. Той-тели шел за ним до самой окраины и пел песню, в которой сказ о том, как однажды, в большом, диком табуне, маленький жеребенок остался один. Потому что мать его погибла, переправляясь через бурную реку, а отец под седлом славного батыра ушел в далекий поход. А еще в своей песни он поведал о том, как сородичи били этого жеребенка копытами и кусали его зубами. И настал час, когда жеребенок был не в силах поспевать за табуном, потому как перебиты были его ноги и плохо видели ослепшие глаза. И когда он остановился посреди степи, пришла стая волков и начала рвать его зубами. Все рвали, кроме молодой волчицы, которая отошла в сторону и закинув голову к небу грустно и протяжно завыла. Это была молитва, посвященная великому Тэнгри, в которой она просила подарить ее детенышу судьбу иную, нежели ту, которая была дарована этому жеребенку. Когда Той-тели пел эту песню, все поняли ее смысл, и всем она запала в душу. Задумались люди. А глаза старого Сарыча увлажнились от слез, потому как в этом мире он не мог менять ход событий, это был удел сильнейших.

Далее

Через три дня после праздника Кадан с Бурундаем уже стояли за холмом и украдкой наблюдали за юртой Тугая. Бурундай просил ханского сына подождать до осени, как тот сам и хотел, но Кадан не утерпел и в этот раз был непреклонен.
- Смотри, он уезжает, - радостно объявил Кадан, указывая на юрту охотника. А там, вдалеке, Тугай действительно сел на коня и отъехал в сторону сухого ущелья.
- Беркут в юрте, он видно за хворостом поехал, так что время будет достаточно, - пояснил Кадан.
- Будем надеяться, - без задора ответил Бурундай. Желания идти за беркутом у него не было. Кадан оказался прав. Тугай на самом деле поехал за хворостом, оставив Каратала в юрте. За имущество и орла он особенно не беспокоился, потому что в этих местах люди месяцами не появляются. Когда он скрылся из виду, эти двое вмиг оказались рядом с его юртой. Бурундай в юрту не пошел и потому остался в седле, держа под уздцы коня своего друга, а Кадан смело вошел в юрту, разворачивая на ходу большой мешок. Лицо его было спокойным, а движения легки и деловиты, Каратал почувствовал чужака и потому, зажав свою голову между лап, он с силой выпрямился и тем самым сорвал тяжелый колпак, который мешал ему видеть пришельца. Раскрыв хищный клюв, Каратал посмотрел в упор на ханского сына. Потом глаза беркута стали чернеть все сильней и сильней до тех пор, пока Кадану не стало казаться, что они превращаются в два бездонных колодца, упав в которые он стал растворяться и таять, еще немного и он окончательно в них утонет, захлебнувшись в волнах чего-то неизведомого. И вдруг Кадан почувствовал очень сильный удар в сердце, после чего все прекратилось и наваждение исчезло. Ханский сын медленно попятился спиной к выходу, не выпуская из рук своего мешка, а беркут тем временем смотрел на него не отводя своих глаз. И когда он вышел из юрты, будучи не в себе, Бурундай удивившись спросил у него:
- Что случилось?
- Ничего. Просто меня что-то... там... - Непонятно объяснил Кадан каким-то равнодушным и чужим голосом. Бурундай не выдержал и испуганно закричал:
- Забудь ты этого беркута! Слухи или не слухи, а у меня жизнь одна! Чем дальше, тем лучше! - Когда Тугай вернулся в свою юрту кроме Каратала в ней никого не было. Так он и не узнал, что здесь произошло.

Хворь

Не очень-то был весел охотник после того праздника, где его всенародно прогнали. По юрте ходил он угрюмый и ничего не хотел делать, а если что и пытался, то все у него падало из рук. Ослаб человек духом. И вот как-то утром, после тяжелой ночи, Тугай вдруг застонал, от чего и проснулся. Хотел он что-то сказать своему беркуту, но лишь глухо прохрипел. Каратал на месте вздрогнул и посмотрел на хозяина. После того как их взгляды встретились, беркут понял, что с человеком случилось что-то страшное. Он не знал чем помочь и потому лишь крыльями захлопал беспокойно.
Истину говорят старики, что меньше братья, в отличие от нас, смерть чувствуют верно. Тугай попытался встать, но его тело оказалось слишком тяжелым и он упал обратно на волчье покрывало:
- Заболел я. Видно конец пришел, - грустно сказал охотник, глядя на беркута. Сильный жар съедал его изнутри, а грудь разрывало ножами. Рядом с ним не было сейчас его заботливой матери и всезнающего отца. И лежа беспомощно в своей юрте Тугай заплакал. Ему не было стыдно, ведь его слез сейчас никто не видел. Он плакал тихо, без надрыва. Никому в этом мире не хочется умирать молодым. Охотник еще раз посмотрел на беркута и принял твердое решение отпустить его на волю, пока это еще возможно. Думал он об этом недолго, потому что смерть уже гуляла рядом, скользя по юрте своим непримиримым холодом.
С большим трудом он дополз до орлиного седбища и дрожащей рукой Тугай сдернул с орла наголовный колпак, затем отвязал ремень от шеста и все это охотник проделал так неумело, словно впервые.
- Прощай кормилец. Ты свободен отныне. А теперь оставь меня, в этом мире мне уже никто не поможет, - сказал Тугай и отдав последние силы он снова впал в забытие. О чем подумал беркут никто не знает и не узнает, но резко крыльями взмахнув, он вылетел из юрты вон. Долго или нет пролежал Тугай в беспамятстве, это неведомо, но когда охотник очнулся, то заря уже начала свой подъем и солнечный луч, войдя через открытую дверь, прислонился к ковру, на котором висел кривой меч в зеленых ножнах. И вдруг что-то привычно хлопнуло снаружи за кошмой и большая тень заслонила открытый шанырак. Тугай с трудом поднял голову и посмотрел вверх. Он не поверил своим глазам и сердце его сильней забилось. Там, наверху, сидел его беркут и сжимал в когтях зайца. Орел разжал свои железные когти и заяц упал рядом с больным охотником.
Десять лун подряд беркут тянул из черного колодца своего старшего брата. Принося ему разные коренья и множество зайцев, орел делал все для того, чтобы Тугай жил. А охотнику выбирать не приходилось, он грыз и глотал все коренья, которые добывал Каратал, понимая, что в них есть чудо, которое поможет прогнать злую болезнь. Вместо воды ему приходилось пить заячью кровь и живая кровь дала ему жизнь. Спустя десять лун Тугай встал, расправил плечи и вздохнул полной грудью. Смерть ушла, ее время еще не настало.
Каратал раскрыл свои большие крылья и хищный крик радости черного орла полетел над свободной степью.
- Видно судьба моя решилась в тот день, когда я нашел тебя на скале, - сказал Тугай и обнял друга.

Кадан

А в это время в ханском селении происходили странные события. На следующий день после прибытия Кадана с охоты в ханской юрте поселилось беспокойство. Странно вел себя ханский сын, настораживая своим поведением всех домочадцев. Сначала он долго молчал и только изредка отвечал на вопросы, но вскоре притих окончательно и более ни на что не реагировал. Но однажды он вышел из юрты, повернулся лицом к солнцу, закрыл свое лицо ладонями и стал что-то бормотать. Вокруг собрались люди и сокрушенно качали головами - это был знак скорби. Ак-марал была безутешна, а Каюр-хан вне себя от горя впрочем как и мать Кадана. Его лечили разными заклинаниями и степными травами, но все это не помогло ханскому сыну. И вот как-то вечером он взял собачий ошейник и пришил к нему маленькие бубенцы, затем выдолбил из дерева круглую погремушку и приладил к ней ручку. В эту погремушку он положил три асыка, выкрашенные в красный цвет, и все это он делал с блаженной улыбкой на своем лице. Ошейник с бубенцами он одел себе на шею, а погремушку положил под одеяло, на которое сам и улегся, скрестив руки на груди. Когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил:
- Завтра он должен разбудить дракона, который живет на дне некой реки, - сказав это, он вскоре заснул. А поутру все обнаружили, что ханский сын пропал, прихватив с собой погремушку и ошейник с бубенцами. Долго люди искали Кадана, но так и не нашли. И тогда Бурундай не выдержал, пришел к хану и все ему рассказал. Помрачнел хан от услышанного, но собравшись духом, пошел на совет старейшин.

Недобрый день

Было это в полдень, когда солнце повысило в зените небесного круга. Тугай отдыхал после утренней охоты и лежа на кошме переваривал мясо. Дремавший на шесте Каратал вдруг неожиданно заклекотал. По земле пошла дрожь знакомая каждому степняку, это конские копыта дробили горячую землю. Тогда охотник вышел из юрты и посмотрел в сторону летящего гула. Сквозь знойное марево, верхом на пыльном облаке, приближались десять всадников в боевых доспехах. Подъехав к юрте, они резко остановились, но спешиваться не стали. Это был ханский сотник Айдар в окружении девяти своих лучших воинов. Справа от него на широкогрудом коне сидел истинный батыр по имени Чархат. Айдар и Чархат были хорошо знакомы Тугаю и глубоко им уважаемы. Знали и они Тугая и с таким же уважением относились к молодому джигиту. Тугай предложил спешиться и отдохнуть с дороги за чашкой холодного кумыса.
- Не кумыс пить мы приехали, - серьезным тоном начал Айдар, - совет старейшин поручил мне донести до тебя свое великомудрое решение.
- О каком решении ты говоришь, Айдар? - удивился Тугай.
- Совет старейшин постановил, что беркут твой душу продал злым духам и тем смерть заслужил немедленную. А на славного Чархата возложена обязанность этот приговор привести в исполнение, свернув шею твоему орлу. А в случае, если ты воспротивишься, нам надлежит наказать тебя девятью ударами плети, с тремя тяжелыми хвостами, - потом, смягчив голос он добавил: - Послушай, Тугай, мы люди подневольные и против тебя лично мы ничего не имеем, так что отдай орла, добром прошу. - Наступила тишина, и хмурый от гнева Тугай тяжело посмотрел на Айдара, потом перевел свой взгляд на Чархата. Славный батыр не выдержал тяжести этого взгляда и опустил свои глаза. Тугай повернулся и ничего не говоря, зашел обратно в юрту. Джигиты зароптали:
- Куда он пошел?
- За беркутом, наверное.
- Будем здесь ждать, - предложил кто-то.
Чархат сидел молча и далеко в прошлое улетели его мысли. Вспомнил он их первую встречу на охоте и первое знакомство с Тугаем. И как они в знак дружбы обменялись луками. Вспомнил он и то, как возвращаясь домой, он увидел лису и захотелось ему опробовать подаренный лук. Вложил он тогда в тетиву стрелу каленную, а лук натянуть так и не сумел. Крепкий лук был у Тугая. Сошел он тогда с коня, бросил его на землю и размахнувшись мечом разрубил непримиримый лук, чтобы никто не узнал о позоре славного батыра.
- О чем задумался Чархат? - неожиданно спросил его Айдар.
Тот повернулся к сотнику и грустно поведал:
- Скажу тебе честно Айдар. Когда-то я не смог натянуть лук, подаренный мне Тугаем. И вот я думаю, если я не мог одолеть его лук, то как я оторву этому орлу голову, прежде не потеряв свою... - и замолчал Чархат, отойдя снова в думы. Замолчал и сотник, который знал, что в черный день они приехали к юрте Тугая. А Тугай, войдя в юрту, первым делом открыл маленький сундук и достал из него свои доспехи. Одев быстро наручи и поножи, он облачился в кожаный кафтан, поверх которого Тугай натянул тяжелый панцирь из стальной чешуи. К завершению ко всему он водрузил себе на голову остроконечный шлем, на котором красовался конский хвост красного цвета. Посадив на руку орла, Тугай вышел с ним из юрты и тут же сел на своего Кулагера, который к счастью был еще не расседлан и стоял на привязи рядом с дверью. Воины так опешили от увиденного, что даже не воспрепятствовали происходящему.
Тугай быстро развернул своего коня на отряд Айдара и ничего не говоря застыл на месте.
Спешным порядком они выстроились на расстоянии тридцати шагов, в прямую линию, будучи готовы ко всему.
- Что это значит, Тугай? - удивился сотник.
Ничего не ответил Тугай, лишь ноздри его раздувались от гнева. Грозный вид был у Тугая. Меч за поясом, беркут на правой руке, а под седлом булава шестиребровая. Свирепые глаза охотника смотрели таким холодом, что Айдар с трудом набрался сил взять себя в руки, а про его нукеров и говорить не стоит.
- Не осложняй себе жизнь, Тугай, просто отдай беркута.
- Возьми его, он твой - ответил Тугай срывая с Каратала колпак. Громко крикну своему орлу: - Ай! Ай! - он подбросил его вверх и взмыла птица в небо.
- Чархот, исполняй свой долг, - процедил сотник сквозь зубы и Чархот медленно подъехал к охотнику, обнажив свой меч.
- Прости меня Тугай, - и голос батыра дрогнул.
- Это ты прости, - твердо сказал Тугай и коротко размахнувшись булавой проломил голову коню, стоящему под седлом Чархата. Жеребец рухнул под батыром, словно и не жил. Чархоту все же удалось из-под него выскочить, но мощный удар в грудь все той же булавой снизу вверх оторвал его от земли и опрокинул навзничь. Тугай, сделав круг, вернулся на свое место, туда, где он и стоял. Сняв с руки шестопер, охотник положил его в кожаный чехол под седло, затем уверенным движением он выхватил из ножен меч и, обращаясь к нукерам, сказал им следующее:
- Джигиты, одумайтесь. У вас еще есть время вернутся домой, к своим матерям и женам, - но у кого-то из воинов не выдержали нервы и он с диким криком бросился в атаку, другие воины инстинктивно поддержали боевой клич и тоже ринулись вперед. У Тугая конь был намного больше и резвее, чем кони под нукерами, а потому он как бык протаранил первые ряды до середины и там Тугай с двух ударов зарубил первых двух нукеров, а потом клинки заработали так быстро, что крик боли и звон стали слились в единый гул. Не прошло и десяти вздохов человеческих, а вокруг Тугая уже лежали груды разрубленного мяса. Это были кони и люди, никого не пожалел Тугай, все кровью залил. Сейчас он сидел на своем коне с опущенным к земле мечем и тяжело при этом дышал. Ему было жаль этих воинов, грустно и обидно. Не этому его учил отец, нет, не этому.
Немного погодя охотник медленно подъехал к человеку, который стоял на коленях и сжимал свою голову двумя руками, это был Айдар.
- Чархата я ударил булавой в грудь и он жив, тебя я ударил мечом в шлем и ты тоже жив. Это все что я мог сделать для вас в память о нашем знакомстве, другим повезло меньше, - и помолчав он добавил, - скажи своему хану, что я уеду навсегда, но если он будет меня искать, то я вернусь и тогда горе и скорбь поселится в его юрт,. - после сказанного Тугай посмотрел в небо и подняв правую руку громко закричал.
- Кый-ту! Кый-ту! - и упав камнем вниз беркут сел на руку своего хозяина. Тугай развернул своего коня и поехал прочь, но прежде чем скрыться за холмом, он остановился на его вершине и последний раз посмотрел на свою юрту. Возрел и беркут на нее своим черным оком. И вдруг заклекотал он зловеще и рокотом полетел его крик в сторону родного очага, нарастая все больше и больше. И вот уже ударил крик орла в юрту, вспыхнула она и загорелась. Увидев это, Айдар бросился в сторону селения, не помня себя от ужаса. Прибежав к хану он тотчас рассказал ему все, как было.
- И что ты думаешь? - спросил его хан после рассказа.
- Тигр поселился в сердце Тугая. Забудь его хан - посоветовал сотник.
- Пожалуй ты прав - согласился хан и отвернулся к стене. Глубока была его рана, такая не проходит с годами.
С тех пор Каратал с Тугаем как в воду канули, ни охотника, ни коня, ни беркута. Лишь одни слухи, сказки да сказания по степи кочуют.

Пробуждение

Вздрогнул воин и проснулся от тяжелого сна. Была уже глубокая ночь, на небе блестели звезды, а рядом с ним уютно трещал костер, освещая все вокруг. Возле огня сидел старик, с тем же выражением лица, с каким он застал его вчера вечером.
- Мне сейчас странный сон приснился.
- Это не сон, это истина, которую тебе поведал старый камень. Я же говорил тебе, что он много знает и многое помнит.
- Так значит, все это правда? - удивился нукер.
- Истинная правда, сынок, - подтвердил старец, поглаживания свою седую бороду.
- А что же стало с охотником? - не унимался молодец.
Вздохнул старик и ответил:
- Бродят они где-то большим призраком и кто увидит их один раз, тому не миновать смерти. Но если этому человеку до восхода солнца второго дня они покажутся вновь, значит счастье ждет этого человека и долгая жизнь. Ты их видел один раз, так что молись сынок всем богам, чтобы снова их увидеть, потому что восход близко. Вскочил джигит с тревогой в сердце подбежал к краю обрыва, упал на колени и простер молитвенно руки в сторону реки. "Не казни меня! Все, что злого сделал поневоле было ратной да по нужде нищенской... Прости!" - прокричал он и задрожали скалы на берегу и сошел каменный обвал в воду. Это по скалистому хребту охотник с беркутом шел на вороном коне. Из теней они были сотканы и тумана. Прошли призраки величаво и скрылись из глаз.
- Ну, сынок, твое счастье настало, - молвил старик.
- Жив, и на том спасибо, - неуверенным голосом ответил джигит. - Все, домой вернусь к жене и детям, мать обрадуется.
Он замолчал и они еще долго сидели в полной тишине, потом воин спросил:
- Все в этой истории мне понятно, но одна загадка осталась. Куда же этот бедный Кадан пропал?!
- А, Кадан, - повторил старик, словно очнувшись от тяжелого сна, - спустя много лет безумного Кадана повстречал призрак охотника. Снял он с беркута колпак и посмотрел беркут в глаза Кадана и прощен был бедняга. Вернулся к нему разум. Теперь он так и бродит вдоль этой реки, - видно решил ума набраться а может быть и еще что... неизвестно. Но, так или иначе, он всегда там, где Тугай с Караталом.
- А ты, отец, откуда это знаешь?
- Так в народе говорят. Каждый человек должен найти свою правду, которая спрятана глубоко в его душе.
- А у тебя она тоже спрятана?
- Нет. У меня она намного ближе, вот в этом старом мешке, - сказал старик, похлопав по старой мешковине, - но тебе пора. Уже рассвело.
- Да, поеду, пожалуй, - сказал воин, отвязывая коня, - спасибо тебе, отец, за ... - он не договорил, потому что старик исчез. А там, где он сидел, лежал его мешок. Удивившись, джигит поднял мешок с земли и, оглядываясь по сторонам, высыпал содержимое. Из него выпало два предмета - ошейник с колокольчиками и круглая погремушка. Воин аккуратно взял погремушку в руки, вставил в нее нож и расколол ее по сторонам. Из погремушки ему на ладонь выкатились три асыка красного цвета.
Загрустил джигит, задумался, сел на своего коня и поехал. Остановившись на вершине холма, он повернулся к реке словно прощаясь, постоял, потом повернул острием вниз свою пику и загнал ее глубоко в землю. Вздохнув легко грудью, джигит круто повернул коня и поскакал прочь. А далеко в степи, у холодного родника, там, где когда-то была юрта, среди сухой травы стоял железный треножник бывшего очага, и на цепи этого треножника качался старый казан. Скрипя печальным стоном, он пел степи о том, как служил своему хозяину, и о том, как помнит он домашний уют.

 

обсудить на форуме >>>>>>>>>>>>>>>>>